Рецензия на книгу

• 

  AntesdelAmanecer15 декабря 2025 г.

  Жизнь как тишина

  Давай ронять слова,
  Как сад — янтарь и цедру,
  Рассеянно и щедро,
  Едва, едва, едва.

  (Борис Пастернак)

  Не знаю, какими путями к нам приходят ассоциации, но мне почти сразу при чтении «Возвращение в Брайдсхед» припомнились строки Пастернака «Давай ронять слова…». И хотя почти вся поэзия так или иначе говорит о скоротечности жизни и о хрупкости красоты, но как в этом стихе Бориса Пастернака, так и в романе Ивлина Во я почувствовала, что они не просто о ностальгии, о мимолетности земного, они о том, что есть кто-то, от кого зависит жизнь и смерть, кто велит всему рожденному умирать. Только не с утверждением, а с вопросительными знаками.

  
  Ты спросишь, кто велит,
  Чтоб август был велик,
  Кому ничто не мелко,
  Кто погружен в отделку
  Кленового листа

  Как мы помним прошлое и почему? Как меняется мир и мы вместе с ним? Как на нас влияет наше детство? Как религиозное воспитание может подавлять, ломать, и как неожиданно может проявиться вера?

  И что есть вера без любви? И что есть любовь без веры?

  Роман словно исследует жизнь, память, религию и веру. В нём много автобиографичных моментов, социальных вопросов и философских размышлений.

  Рассказчиком здесь выступает художник Чарльз Райдер. Подразумевается, что художник — это тонко чувствующий, наблюдательный человек. Повествование ведется через его воспоминания 1920-х, когда он учился в Оксфорде, познакомился с семьей Флайт, их родовым поместьем Брайдсхед. Отношения с этой католической семьей лежит в основе романа.

  На первом плане романтическая дружба-любовь Чарльза с Себастьяном Флайтом и довольно сложные отношения с его сестрой Джулией. Где-то в отдалении, словно тенью, мелькает сестра Корделия. Пытается охранять нравственные границы семьи мать семейства, леди Марчмейн, а её непутёвый муж, лорд Александр Марчмейн, пытается предоставить детям свободу, когда они вырываются из тисков материнской опеки.

  Как читалось? Напевно. Правда, не скрою, что порой хотелось отмахнуться, как от надоедливой мошкары, от снобистской тирады (нет, не тирады, а канонады), звучащей в начале романа. Но только в начале, а потом, как и положено на студенческой пирушке, которыми изобилует роман, расслабляешься и смешиваешься с компанией, подхватывая общее настроение.

  Пронзительная нежность воспоминаний Чарльза говорит о том, что вернуть ничего невозможно и нужно ли? Думаю, что у всех, кому понравился роман, есть свой Брайдсхед, то манящий, то уходящий, или предчувствие Брайдсхеда — места, где сбываются мечты, места, в котором вас любили. Брайдсхед, исчезающий во времени, остаётся навсегда с нами и всегда взамен оставляет что-то новое.

  Поместье Брайдсхед — последний островок старой жизни, обречённый на разрушение, словно чеховский вишневый сад, смысл которого мне ещё только предстоит постичь. Но сейчас так быстро всё меняется, что только успевай замечать, как вокруг рушатся «поместья», рубятся «сады», блёкнут идеалы, и только в сердце можно сохранить свой Брайдсхед.

  Что я всё про поместье? Отправимся лучше к отцу Себастьяна, Джулии и Корделии в Венецию.
  
  Да, Брайдсхед является самостоятельным персонажем романа, и в него был влюблён Чарльз, но не я. Моим любимым персонажем стал Себастьян. Он у Во получился несколько святым, в моём представлении. "Несвятой святой", который и не подозревает о своей праведности и только тихо, никому этого не показывая, сокрушается о своём духовном несовершенстве. Слышу голоса, возражающие мне: «Кто? этот гуляка, гомосексуалист, алкоголик с плюшевым мишкой?» Но среди всех персонажей именно он чисто по Евангелию: возлюбил много, накормил голодного, согрел озябшего, добрым самаритянином помог больному и даже от мира своеобразно удалился.

  В нём как-то неожиданно проросли материнские религиозные посевы, которые должны были его отвратить от веры. Детские травмы, нанесённые строгим материнским воспитанием в католичестве, с насаждением чувства вины в душе ребенка, возможно, отвратили его от внешней религиозности, но привели своим странным путём к вере, которая больше напоминает истинную. В этом романе вообще тонко показаны разные пути к вере не только Себастьяна, а всех членов семьи. Они словно на гондоле по каналам Венеции убегают от религиозности, подобно самой Венеции.

  Пути от отрицания веры к вере, пути от отрицания любви к любви — это одна из важных тем романа. Сам автор называл свой роман «попыткой проследить работу божественного провидения в языческом мире, в судьбах семьи английских католиков, которые сами наполовину язычники». Чувствуется, что тема религии в романе для автора была очень личной, изменившей его жизнь.

  Не менее трогательна в романе тема любви и дружбы, и дружбы-любви, одновременно дарящих радость и причиняющих боль. Отношения Чарльза с Себастьяном — это романтическая дружба, гомосексуальность, полная обожания своим другом. Они отдаются своей дружбе со всем юношеским восторгом и страстностью, как какому-то высшему проявлению любви, гомосексуальной или любой другой, не принимаемой религией и обществом. Убеждена, что расставание с Себастьяном становится для Чарльза самой большой потерей, ведь он теряет друга, любящего его.
  Отношения с Джулией, так похожей на своего брата, как продолжение любви к Себастьяну, обречены с самого начала, хотя в них много настоящего чувства. Сама Джулия полна противоречий, ведь над ней, как и над её братом, довлеет материнское католическое воспитание.

  
  Ты спросишь, кто велит?
  — Всесильный бог деталей,
  Всесильный бог любви

  Сама я в этом романе чаще всего ассоциировала себя с Чарльзом — холодным, трезвым атеистом. Замечу, что я отнюдь не атеистка и редко ассоциирую себя с персонажами, но этот роман способствует неожиданным соединениям с персонажами. Были минуты трогательного единения с мыслями и поступками Себастьяна и бедной Джулии.

  Второе время в романе — начало второй мировой войны. Время разрушений, переосмыслений и... воспоминаний мирного времени.

  Роман оказался очень близким мне по духу и настроению. Он заставил задуматься о ценности мгновений, о силе любви и о том, что нужно и в разрушении искать и находить красоту.

  Я так им прониклась, что мне уже хочется его перечитать. Такое чувство меня охватывает не часто, так бывает только с полюбившимися произведениями, но и их я перечитываю редко.
  Не уверена, что смогла донести все свои мысли. У меня явно не хватает слов, они как-то обедняют и опошливают то, что пытаюсь высказать. И опять мне на помощь приходит Пастернак.

  
  Не знаю, решена ль
  Загадка зги загробной,
  Но жизнь, как тишина
  Осенняя, — подробна.

  84

  424