Рецензия на книгу
Смерти.net
Татьяна Замировская
Аноним12 декабря 2025 г.«Всё новое возникает из памяти. Бог — это память.»
Ожидала ли я, что назову книгой года (наряду, наравне, сразу после — «Сороки на виселице» Веркина) книгу Замировской?
Да ни в жизнь.
Я думала, это будет сложно, долго, красиво, больно, невыносимо, депрессивно.
Я думала, я к этому готова.
Откуда я пришла к «Смерти net»?
Смешной вопрос с учётом того, что я выросла из одного с автором сегмента русскоязычного ЖЖ и, в общем, в своём инфополе Замировскую видела почти всегда. Но слишком долго не хотела смотреть в эту сторону.
Побудил к чтению романа же меня рассказ из сборника «Зона умолчания» (я вам задолжала обзор, кстати) «День, когда им все было можно». Тут Замировская саданула по моим триггерам с такой силой, что я ойкнула и раскрыла глаза: ок, дальше — можно. Пусть мне будет больно, но я хочу, чтобы мне и дальше было так же красиво.
Я переполнена эмоциями, поэтому постараюсь писать тезисно, уравновешивая себя чёткими рамками.
1. Стилистика. Я говорила, что учусь у Веркина. Я буду учиться и у Замировской. Да, текст плотный и избыточный; на короткой дистанции подобное перенести проще, чем в дистанции романа. Это тяжёлый текст, он излишне красив, и мозг начинает орать: хватит, я просто хочу знать, что будет дальше, мне не нужно столько метафор.
Но местами я изнывала от красоты и точности.
А когда закрыла книгу, открыла свой последний рассказ и увидела плоский и невыразительный текст, который несёт единственную функцию — дать читателю информацию о том, что случилось, провести его из точки А в точку Б, но не предоставит ему возможности так же наэлектризованно и потрясённо дрожать, откладывать книгу и снова хвататься за неё, чтобы получить ещё порцию невозможной языковой игры.
«Школа была открыта — там шумели бойкими малышами-десятилетками финальные деньки летнего лагеря»
«... обнаруживала, что муж уже напек тихих смущенных блинчиков, моих любимых, на голубичном тесте»и т. д.
2. Сюжет. Далёкое будущее. Люди научились загружать человеческое сознание, копировать, сохранять т.н. дубликаты, которые после смерти оригинального человека можно загрузить... куда (книга будет обстоятельно отвечать на вопрос)? Сделано это было прежде всего ради живых, чтобы у них была возможность контактировать со своими ушедшими. Мир цифрового посмертия с его законами (и изначальными, и оформленными по мере развития сюжета) продуман автором до мелочей. Я в полном и безоговорочном восхищении — до финала. Например, цитата из последних страниц книги (не стоит бояться спойлеров, всё равно вы ничего не поймёте, не проделав этот путь с самого начала):
«Видимо, для того, чтобы где-то зародилась жизнь, точную индивидуальную копию нужно смешать с размытой коллективной памятью. Такой простой рецепт, кто бы мог подумать.»В книге есть загадка — и есть отгадка. Это почти детектив, и я не была разочарована, получив ответ. Я замерла, плакала, обнимала мир (миры), но не была разочарована.
«Поэтому здесь не так уж и много выборов. Выбирая между миром и собой, мы редко оказываемся перед выбором: спасти себя или спасти мир. Выбирая между текстом и собой, мы оказываемся в квантовой щели неопределенности — есть ли смысл спасать мир, свидетелем которого ты даже не станешь, если выберешь спасти себя?»3. Любовь.
«Текст важнее жизни.
Коммуникация важнее жизни.»
«Если и существуют люди (не люди), которые даже после смерти плачут в аэропорту, то это я. Когда я была табло в аэропорту навек оставленного мною мира, я плакала трещиной через пятнадцать самолетов в минуту. Теперь, когда меня провожали в аэропорту все самые родные и близкие люди (ты понимаешь, почему теперь мой круг родных и близких — это не ты, навсегда не ты и не все твои потомки, из которых я временно выбыла?) — копия моего ещё живого убийцы, мой мертвый бойфренд, две копии моей еще живой подруги-диссидентки, коллективная старушачья память о самом талантливом мальчике в давно отшумевшем мире и жертва гриппа и харрасмента, которая так и не успела стать моей подружкой, — я всхлипывала всей своей памятью о себе и открыто сморкалась в клетчатый платочек.»Вам показалось, что вы только что прочитали нечто шизофреническое?
На самом деле, это всего лишь описание расширенной семьи; это мой персональный ответ на вопрос «а где в этой книге Бог?» — вот, Он здесь, с этими (не)людьми. А ещё в том аэропорту не было нейробабки с двенадцатью котами, и про двенадцать котов хотелось бы написать отдельную рецензию, но я и так ограничена временем и местом.
Как же я люблю истории о человеческом тепле, даже если это истории о нечеловеческом тепле.
Героиня пройдёт путь — и читатель с ней — от нуклеарности и растерянности к со-обществу, за которое она будет готова положить жизнь. И пусть это самое странное в мире (во всех мирах) сообщество (а у кого из нас — не странное?) в нём есть место вину, лазанье, тёплым котам на животе, музыке, смеху, слезам (настоящим и ненастоящим), кактусу и многому другому. Местами читатель будет смеяться в голос, местами — плакать. В голос.
4. Только в финале книги окончательно понимаешь, как и ради чего всё закольцовано и кого ещё можно будет сохранить — через текст, через шкаф, через вечность. Невозможно. Но факт.
5. Я ловила... как это называется, референсы? любимых контекстов. Я не уверена, что Замировская имела в виду именно их, но
- ... Дюнка, река, вся эта печальная русалочья история, навь, возвращение из не-бытия к иллюзии бытия и довольно страшный ритуал уничтожения навок — это «Ведьмин век», книга, которая сделала мою юность;
- мосты, Венеция, вода, мама — Aqua aeterna из сборника «Чужеродные», хотя рассказ Марго Гритт и написан, вероятно, позже романа ТЗ;
что-то ещё было по ходу, сейчас не могу вспомнить, что обжигало узнаванием.
6. Подводя итог (я не могу, на самом деле, я хочу остановить время и говорить об этой книге в вечности):
«Губы, убивая памятью, будут ощущать единственный поцелуй всю жизнь. То есть — целую вечность. Говоря о поцелуях и холизме: если ты читаешь это от первого лица — постучи по стене один раз. Если как просто прилагательное — постучи два раза или вообще не стучи, вечность любит тишину.»3466