Рецензия на книгу
На испытаниях
И. Грекова
Аноним9 декабря 2025 г.Лида Ромнич смотрела в степь: она лежала кругом, истерзанная огнем и солнцем, расстрелянная, замученная, потерявшая облик земли.
Под ветром бурьян в степи весь полег, прижавшись к земле, еле шевеля
иссохшими пальчиками. Сквозь мутную мглу наверху солнце проклевывалось,
как воспаленный, нехороший глаз.Крупные цитаты уберу под спойлеры.
Тревожная, маетная, тягостная, некомфортная книга. Никуда не скрыться. Снаружи - суховей, мертвая, скорчившаяся трава, пыль, все иссушающая жара, от которой даже положенный на землю лист бумаги сворачивается в трубочку. Жара не отступает даже ночью, открытое окно не дает облегчения, не хочется есть, невозможно уснуть.
Внутри - предчувствие беды, неустроенные судьбы, сальные взгляды, пошлые шутки. Вроде бы кто-то хочет кому-то сказать верные слова, но они не приходят. Даже предложение руки и сердца в книге делается только по пьяни..
Ожидание предательства даже от товарища:- Напрасно вы при нем, - сказал Скворцов.
- А что? Разве он...
- Нет. Просто пай-мальчик, потому и может продать. И не потихоньку, а в
открытую. Выступит на собрании и начнет в порядке самокритики со слезами
на глазах поносить себя самого за то, что вас слушал...От чтения возникает липкое, мерзкое ощущение, как и от описанной столовой, где пахнет старым борщом с пожелтевшей сметаной, а клеенка на столах засижена мухами. Хочется ни к чему не прикасаться и поскорее уйти.
Книга, безусловно, талантливая. Автор описывает все так достоверно, что ощущение, будто бы ты присутствуешь в книге. В этом и плюс, и минус повести. Не на все вещи приятно так внимательно смотреть.
Юмор есть, но он, скорее, черный.
Знаете, как у нас собирают утильсырье? Вот
нашему научно-исследовательскому институту тоже пришла разнарядка: вынь да
положь такое-то количество тонн металлолома. А откуда его взять? Все
понимают, что глупо, а передоложить никто не хочет. Все-таки вышли из
положения: изъяли из общежития железные кровати, автогеном порезали,
сд- И вы еще смеетесь?
- А что делать, плакать?
Они как-то несогласно п- Это что, формула Сабанеева? - спросил Скворцов. Он не очень-то был
силен в теории, но некоторые фамилии помнил и п- Нет, не Сабанеева.
- Ваша?
- Право, не знаю. Эта формула всегда была.
- Как всегда?
- Это у нас так говорят. Когда стали очень уж приставать с приоритетом
р- Понимаю.
Жалкие реалии жизни, неустроенность, репрессии, доносы показаны беспощадно.
- Здравствуйте, - сказал, подходя к ним. Скворцов. - Хлеба ждете? А где
ов. - Хлеба ждете? А где
же Любовь И- Эвона, - сказала одна из них. - Любовь Ивановну еще зимой сняли.
- За что?
- Говорят, за употребление.
- Вот оно что! А кто же теперь хлебом торгует?
- Катька с Троицкого.
- Ну, и как она? Не употребляет?
- Нам что? Нам без разницы.
- Где же она сейчас, эта Катька? Хочу познакомиться.
- Кто ее знает? Може, на базу ушла, а може, еще куда. Магазин с утра
- Самое скверное, - сказал Скворцов, отойдя на приличное расстояние, -
это полное равнодушие к нару- и никого это не возмущает. Ждали и еще подождут. Без хлеба-то не
проживешь. "Ушла на базу" - поди проверь: то ли она сейчас белье стирает,
то ли правда- И неужели ничего нельзя сделать? - опять болезненно спросила Лида.
- Трудно. И чем дальше от центра, тем трудней. Конечно, если не
пожалеть сил, можно добиться, чтобы сняли эту Катьку с Троицкого. А что
толку? Видите, все магазины закрыты, кроме "Лихрайпотребсоюза".Женщины рассматриваются почти исключительно с точки зрения "дурна или не дурна" , все вот эти "рыхлые выпуклости", "гладкие волосики", сонные щечки и вырезы на груди. И практически все они или полные дуры, или откровенно вешаются мужчинам на шею, или и то и другое сразу. Не очень понятно, что это, попытка передать взгляд мужчин? Личная нелюбовь автора к женщинам? Реалии 50-х годов?
В целом женщина практически никогда не рассматривается, как человек. Она может быть функцией, предлагающей бытовые удобства, которой можно коротко бросить "завтра уберешь", может быть досадной приставучей служащей гостиницы, или болтушкой, постоянно несущей фоном какую-нибудь чушь, будто неумолкающее радио. Может быть пассией, чье имя легко забыть ("что-то там на Э"), или женой, наивно ждущей неверного мужа и кидающейся ему навстречу с "ребячьей радостью" в глазах, но никогда не равным мужчине человеком со своими эмоциями, мыслями и мечтами.
Тем врем- Одна полна, другая худа, - говорил Джапаридзе, - нет золотой
- Разве в этом дело? - отвечал Мании. - Важно, может ли женщина быть
- Правильно! - согласился Теткин. - Как вы думаете, братцы, жениться
- Правил
- А кандидатура есть? - спросил Мании.
- За этим дело не станет. Кандидатур у меня - вся Лихаревка да еще
- Нет, лучше не женись, - сказал Джапаридзе. - Распишешься - сразу
пол-Москвы.- Нет, лучше не жени
- Смотря какая жена, - заметил Манин. - Бывают очень чуткие.
- Смотря какая жена, - заметил Манин. - Бывают очень чуткие.
Или вот:
За манеры я ее и держу. На начальство она действует
без промаха. Приедет какой-нибудь такой, начнет метать громы и молнии, а я
на него - Аду. Смотришь, чере- Чему это мешает? - сказал Сиверс. - Женщина - как поэзия. Знаете, у
- Чему это
- Действительно, некоторые любят женственность в чистом виде, так
- Действительно, некоторые любят женственность в чистом виде, так
сказать, о натюрель. Но о вкусах не спорят. Я лично предпочитаю женщин, с
которыми в промежутках можно еще и разговаривать.
Или еще:
Шофер Игорь Тюменцев, первого года службы, молоденький, пушистый,
желтоклювый, терпеть не мог женщин. А они его любили.
Особенно он терпеть не мог хозяйку деревянной гостиницы - жаркую,
черешневоглазую Клавдию Васильевну...
Когда Тюменцев на своем газике подъезжал к деревянной гостинице и ждал
кого-нибудь, Клавдия Васильевна всегда выкатывалась из двери, подгребала к
маш- Жарища нынче. Мочи нет. Всю-то я ночь насквозь до утра прострадала. И
- Жарища нынче. Мочи нет. Всю-то я ночь насквозь до утра прострадала. И
на ту боковину лягу, и на другую - все мне покою нет. Полнота меня душит.
Все с себя спокидаю, так и лежу.
Грудь ее, прижатая снизу горячим железом, выступала из глубокого выреза
и лезла ему в глаза. Игорь старался не смотреть, но по спине у него ползли
мурашки. Он сплевывал потихоньку и молчал.Все хорошее, что случается или хотя бы намечается, почти сразу сменяется драматизмом.
Нет, он хорошо сделал, что женился. Ему вынулся счастливый
билет: женщина-джентльмен. А главное, никогда не просила его помолчать,
воздержаться. Все просили, а она - нет. Счастливый билет. Он мысленно
поклонился судьбе за этот билет.Концовка тоже не приносит облегчения, хотя почти вся конкретика скрыта за умолчаниями, легко догадаться, что и с кем будет дальше.
Советую, если не отпугивает тягостность. Повесть оставляет долгое послевкусие. Это точно не легкомысленные зарисовки о командированных, где в конце все поженятся, но можно представить себе жизнь 50-х годов во всей ее не слишком приглядной правдивости: от неудач с озеленением и несчастных случаев на испытаниях до жен, которые в 27 "уже старухи", и разлагающихся на улице на жаре мертвых собак.
Легко понимаю, почему автора хотели выгнать с работы. Если люди узнают в описаниях привычные реалии, неудивительно, что власть хотела это скрыть.16105