Рецензия на книгу
Лузиады в иллюстрациях Павла Татарникова
Луиш де Камоэнс
Аноним4 декабря 2025 г.Надежды я лишен, но если вдруг // Амур, меня преследующий яро, // Мне даст, за день до нового удара, // Миг радости в оплату прежних мук, // Чего б он ни сулил, такой недуг // Мне душу истерзал, что от кошмара // Уже не пробудиться ей, и дара // Я не приму из вероломных рук. // Минуты счастья, пусть и скоротечной, // Не испытав в плену любовных уз, // Я прожил жизнь в печали бесконечной, // И до того был тяжек этот груз, // Что радость мной утрачена навечно // И к радости утрачен всякий вкус.
Читая эту книгу, мы чудом переносимся в эпоху, когда карта мира зияла белыми пятнами, а океан представлялся кипящей бездной, населенной чудовищами. Именно в этот момент исторического разлома творил Луиш де Камоэнс — трагическая фигура, «принц поэтов», потерявший глаз в битвах и спасавший рукопись своего великого творения вплавь после кораблекрушения, в то время как все остальные сокровища пошли ко дну. Речь идет о поэме «Os Lusíadas» — вершине португальского Ренессанса и одном из краеугольных камней западной литературы; это песнь о рождении нового мира, о мучительной трансформации Средневековья в Новое время.
Поэма, подобно гомеровским и вергилиевским образцам, начинается in media res, в тот момент, когда флотилия Васко да Гамы уже находится в водах Индийского океана, следуя беспримерным курсом вокруг Африки. Канва повествования выстроена вокруг исторического поиска морского пути в Индию, предпринятого в 1497–1499 годах, однако эта фабула служит лишь скелетом для наращивания мощного «мифологического мяса». На протяжении десяти песен читатель наблюдает не только за навигационными трудностями мореплавателей и политическими интригами африканских султанов в Мозамбике, Момбасе и Малинди, но и за титанической борьбой олимпийских богов. С одной стороны — благоволящая героям Венера и воинственный Марс, с другой — коварный Вакх, видящий в португальцах угрозу своему владычеству на Востоке. Сюжет дробится на вставные новеллы и ретроспективы, в которых устами да Гамы излагается история Португалии: от трагедии Инес де Кастро до битвы при Алжубарроте. Кульминацией географического конфликта становится встреча с Адамастором, исполинским олицетворением мыса Доброй Надежды, пророчащим беды смельчакам. В конце концов, преодолев бури, цингу и предательство в Каликуте, лузитаны получают божественную награду на острове Любви. Основной конфликт здесь лежит в двух плоскостях: это метафизическое столкновение христианской миссии с языческим сопротивлением (Вакх и стихия) и одновременно гимн человеческой воле, дерзнувшей бросить вызов «недозволенным» морским просторам.
Камоэнс вкладывает в «Лузиады» идею мессианского предназначения португальского народа. Он стремится доказать, что реальные подвиги его соотечественников затмевают вымышленные приключения Одиссея или Энея. Главная мысль — триумф духа и цивилизации над хаосом дикой природы и варварством. Поэт воспевает идеал воина-христианина, который одной рукой держит меч, а другой — крест, неся свет истинной веры в отдаленные уголки земли.
Название «Os Lusíadas» имеет принципиальное значение и переводится скорее как «Лузитаны» или «Сыны Луза» (мифического прародителя португальцев, спутника или сына Вакха). В отличие от «Одиссеи» или «Энеиды», названных в честь единоличных героев, заголовок Камоэнса подчеркивает коллективность подвига. Протагонистом здесь выступает не отдельная личность, будь то Васко да Гама или его брат Паулу, а весь португальский этнос, нация как единый организм, движимый пассионарным толчком. Суффикс -adas в португальском языке часто обозначает эпос о деяниях, что делает название синонимом «Деяний сынов Луза».
Текстура поэмы соткана из причудливого синкретизма: христианский провиденциализм здесь органично, хотя и парадоксально, сосуществует с античной мифологической машинерией. Атмосфера пропитана «героическим пафосом», но лишена плоскости; Камоэнс мастерски использует античные аллегории для описания реальных явлений. Бури — это не просто ветер, а гнев Эола; встреча с неведомым — это диалог с гигантами. Через этот сложный литературный код автор передает ощущение грандиозности момента, сдвига парадигмы человеческого сознания. Примечательно, что даже при высочайшем уровне патетики, Камоэнс не избегает натурализма — описания гноящихся десен матросов или грязи портовых интриг придают тексту осязаемую достоверность, которой лишены чисто мифологические эпосы.
Безусловно, произведение не лишено определенных «архитектонических излишеств» и для современного читателя местами может показаться перегруженным сложными аллюзиями. Сложность языка (даже в переводе) и монархическая дидактика требуют от читателя интеллектуального напряжения. Также некоторые критики могут счесть усердную проповедь империализма устаревшей. Однако «Лузиады» остаются монументальным свидетельством человеческого гения; это книга-вселенная, без прочтения которой невозможно до конца понять корни европейской культуры и дух Великих географических открытий.1027