Рецензия на книгу

• 

  Аноним1 декабря 2025 г.

  Не столь часты мои встречи с героями Достоевского, и ныне я понимаю отчего. На фоне его героев и происходящих с ними событий читатель кажется сам себе маленьким и будто ничтожным, собственная жизнь какой-то мелкой, характер - неглубоким. Ну еще бы, нет в нас той страсти и исступленности, нет широких жестов и порывов души, не можем мы, подобно персонажам, спокойно и великодушно отдавать любовь всей жизни другому, не в состоянии спокойно смотреть за тем, как в огонь летят сотни тысяч рублей ассигнациями (это и сейчас большие деньги, а уж в девятнадцатом-то веке!..), нет в нас того океана чувств... После его книг нужен месяц (а то и два), чтобы прийти в себя, вновь и вновь задаваясь вопросом, а что это было?

  История любви? Полноте. Да разве можно любить сразу обеих - скорее уж не любишь в таком случае никого. Причиняя боль, разве любишь? Серьезно? Любовный треугольник, представленный автором, был слишком острым и пронзал углами насквозь всех своих участников, доводя Настасью Филипповну до полного помешательства, князя - до болезни, Аглаю Епанчину - до отчаяния. Любовь должна приносить радость, но, видимо, только в теории: в романе Федора Михайловича она ложилась тяжким бременем, пригибая окончательно к земле, она сводила с ума и доводила до преступлений (Рогожин) - я уж молчу про зависть и подлость (Ганя Иволгин), пышным цветом распускавшиеся на страницах книги.

  Любовь - то хрупкое и нежное романтическое чувство - вмиг становилась товаром и предметом торга, средством подняться по служебной и социальной лестнице, золотым кубком за достижения по жизни. Нет, не любили здесь, в книге по-настоящему, вот чтобы в самом деле - отдать и больше не навязываться, уйти в сторонку, молча и без претензий. Я видела здесь материнскую любовь, сестринскую, отцовскую, но любовь мужчины и женщины - увы и ах... не нашла...

  Можно ли спасти всех, и главное - стоит ли? Не лучше ли в таком случае начать с самого себя, свою вечную душу спасти, сохранить и преумножить ее богатства, не гоняясь за призрачным счастьем, не стучась в двери, за которыми тебя не ждут?

  А может, это и была история поиска себя в мириаде людских судеб? Мы открываем свои внутренние качества через взаимоотношения с другими: учимся смирению и гордости, умению постоять за себя и настоять на своем, умению отличать друзей от врагов, не соблазняясь красивыми фразами о вечной дружбе и непреходящей любви...

  Пресловутая история успеха в обществе? Когда, чтобы добиться признания, желательно несильно выделяться из массы: оригинальность, разумеется, приветствуется, но не до такой же степени.

  История загубленной жизни, да еще и не одной? И это тоже...

  Сложно говорить внятно и последовательно, о чем же на самом деле "Идиот" Достоевского, потому что для каждого он свой. Каждого из читателей, думаю. привлечет в нем что-то свое, уникальное.

  Мне, к примеру, отозвались в сердце предсмертные исповеди одного из второстепенных героев романа - умирающего от чахотки Ипполита и размышляющего о человеческой ординарности, гении и таланте, а также о зависти и слабости тех, кто лишен подобных талантов и способностей.

  
  Ненавижу я вас, Гаврила Ардалионович, единственно за то, — вам это, может быть, покажется удивительным, — единственно за то, что вы тип и воплощение, олицетворение и верх самой наглой, самой самодовольной, самой пошлой и гадкой ординарности! Вы ординарность напыщенная, ординарность не сомневающаяся и олимпически успокоенная; вы рутина из рутин! Ни малейшей собственной идеи не суждено воплотиться ни в уме, ни в сердце вашем никогда. Но вы завистливы бесконечно; вы твердо убеждены, что вы величайший гений, но сомнение всё-таки посещает вас иногда в черные минуты, и вы злитесь и завидуете.

  Мне очень близки оказались финальные рассуждения еще одного не самого главного персонажа в книге - Евгения Павловича Р. - о том, чем на самом деле была "любовь" Льва Николаевича Мышкина к роковой черноглазой колдунье.

  
  Согласитесь сами, князь, что в ваши отношения к Настасье Филипповне с самого начала легло нечто условно-демократическое, так сказать, обаяние “женского вопроса”. Я ведь в точности знаю всю эту странную скандальную сцену, происшедшую у Настасьи Филипповны, когда Рогожин принес свои деньги... Вы, юноша, жаждали в Швейцарии родины, стремились в Россию как в страну неведомую, но обетованную; прочли много книг о России, книг, может быть, превосходных, но для вас вредных; явились с первым пылом жажды деятельности, набросились на деятельность! И вот, в тот же день вам передают грустную и подымающую сердце историю об обиженной женщине, передают вам, то-есть рыцарю, девственнику — и о женщине! В тот же день вы видите эту женщину; вы околдованы ее красотой, фантастическою, демоническою красотой (я ведь согласен, что она красавица). Прибавьте нервы, прибавьте вашу падучую, прибавьте нашу Петербургскую, потрясающую нервы оттепель; прибавьте весь этот день, в незнакомом и почти фантастическом для вас городе, день встреч и сцен, день неожиданных знакомств, день самой неожиданной действительности, день трех красавиц Епанчиных и в их числе Аглаи; прибавьте усталость, головокружение; прибавьте гостиную Настасьи Филипповны и тон этой гостиной...

  Я понимала переживания Елизаветы Прокофьевны, тревожащейся за своих дочерей: в книге рвались некоторых из тонких семейных нитей, а другие, напротив, будто становились крепче.

  Удивительное дело, главные герои книги, вроде бы знакомые по блестящей экранизации романа с Евгением Мироновым в главной роли, вдруг оказались для меня незнакомцами. Вот что значит взгляд автора и взгляд режиссера. Мышкин, этот добрый, нежно-трепетный, невероятно чувствительный и ранимый молодой человек, к концу произведения стал немного сдавать в моих глазах. Каждый человек - это целая Вселенная, и мышкинская Вселенная вдруг начала наполняться для меня мрачно-грязными оттенками, его рассуждения о христианстве и оскорбления людей другой веры, кажется, добили окончательно. Ты можешь верить во что-то, отдавая этому силы и время, но, думается ты не имеешь морального права оскорблять и принижать при этом чувств и убеждений других. Его милосердная любовь-жалость тоже начала казаться неким благодеянием (подаянием даже), которого не просили - лишним, ненужным, вредным. Настасья Филипповна и не поверила в нее до конца, я тоже не верю...

  Жаль всех, бесконечно жаль всех в этом романе. Запутанный писателем клубок судьба распутать была уже не в силах.

  Чертовски рада, что наконец-то дошла до этого романа. И открыла его сейчас - в зрелом возрасте. Думаю, в юности бы не поняла бы и половины. Хотя о чем это я: мне кажется, и до сих не поняла до конца. Достоевский не морализаторствует, тем и сложен: не что хотел сказать, а чему хотел научить? Ответов мы, разумеется, уже никогда не узнаем, но прикоснуться к прекрасному было приятно. На фоне всех красочных и ярких современных, зачастую однодневных книжечек, которые забудутся через неделю после прочтения, "Идиот" кажется серым монолитным столпом, вечным, неизменным. Немым укором. Немым примером, как должно жить и как все-таки не стоит.

  На очереди - роман Достоевского "Подросток". Не знаю, скоро ли доберусь или нет, но уже явственно предвкушаю то интеллектуальное наслаждение, которое меня, по всей видимости, ждет.

  251

  1,1K