Рецензия на книгу

• 

  Аноним20 ноября 2025 г.

  Семейная сага о старообрядцах - уникальный роман с тяжелым послевкусием

  Семьсот страниц я читала очень долго, больше недели. Примерно столько же ушло на осмысление. Абсолютно грандиозный, очень масштабный, невероятно детализированный (не побоюсь этого слова скрупулезный и даже дотошный) и уникальный роман (я такой тематики не встречала ни разу). В современной литературе такие тщательно проработанные книги – явление. С самого начала я провалилась в начало XX века, в 1913 год, в жизнь Лавра Лантратова. И хотелось бы сказать, что весь роман прочитался так же, на одном дыхании, но, увы, нет.

  Примерно на половине я сдулась. Повествование интересное, но тягостное. Читать стало очень сложно. Трудно объяснить, но было ощущение, что на меня что-то давит. Это и обилие героев, и тончайшие подробности, и словно бы кладбищенский дух. Калинкина пишет стилистически великолепно, язык прекрасен, но общее послевкусие – невыносимая тяжесть и горечь. Был момент, что даже хотела бросить, понимая, что то, что впереди, морально раздавит окончательно. Но дочитала. Эффект получен сполна, сама виновата. Душно так, что хочется окно открыть.

  Роман позиционируется, как семейная сага, но период описан скромный – 1913, 1921 и буквально мгновения из 1991 года. Большую часть занимает не классическое для жанра «родился-учился-женился-умер-скелеты в шкафу на протяжении ста лет», а погружение на таком маленьком жизненном отрезке в быт староверов. Так что нужно быть готовым к тому, что процентов на восемьдесят книга состоит из воссоздания атмосферы старообрядческого мира начала XX века.

  Я ничего не знаю об авторе, но сложилось ощущение, что она не просто изучила архивы и обратилась к историческим источникам. Она сама из семьи старообрядцев не в первом поколении. Слишком бросается в глаза погружение в тему, слишком много тонкостей и нюансов, слишком органично льется старая речь, слишком много боли между строк.

  
  «Человеков много, людей мало. Встренешь знакомца, а тот норовить на другую сторону перейти, глаза долу. Здоровкаться перестали, даже соседския. А как заговорить, так всё об одном: как моетесь, чаво ядите, чем топите. А ране-то и про фасон, и про засол, и про звон колокольный

  В 1921 году юный Лавр Лантратов, потеряв родителей, возвращается в Москву. Но Москву не узнать не только из-за событий политических. Лавру предстоит главное – как старообрядцу не сломаться и сохранить веру. Выбрать новую жизнь с новыми правилами, или жить по сердцу, совести и внутренним убеждениям, бережно храня память об отце и матери?

  Лавр, персонаж центральный, обрастает кучей знакомцев – тут и друзья, и первая любовь, и молочные братья, и найденыши-приёмыши, которым нужно помочь в страшные голодные годы, и общество староверов, и бывшие близкие люди, теперь ставшие «кожаными» - теми, кто сломал привычный, уютный и правильный лавриковский мир. Большевики, то есть. Имена сплошь диковинные – Вивея, Дар, Улита, Олимпиада, Лавр опять же.

  Второй главный герой – храм, за который ратует Лавр, и противопоставление РПЦ 1920-х годов и старообрядцев. И противопоставление это очень ценно как исторический факт. Другое дело, насколько это интересно читателю. Точнее, насколько это интереснее описаний жизни Лавра.

  Мне, например, катастрофически не хватило подробностей его любви к Вите, которую он нежно называл Ландышем, и чувства к которой пронес через всю жизнь. Вот только намек на свадьбу и бац, уже 90-е. Зачем-то очень, ну очень много людей вокруг, подробностей об их личной жизни, но основная линия – в стороне и мельком.

  В книге с оригинальным названием, которое, конечно, имеет смысл, очень много и послереволюционной Москвы. Это третье действующее лицо. И тем, кто ностальгирует по старому городу, будет приятно пройтись к Аптекарскому огороду, Екатерининскому акведуку или Сокольничьей роще с купеческими дачами.

  В начале романа и в самом финале возникает 1991 год. Лавр Павлович Лантратов в очень почтенном возрасте, проживший почти век, пишет завещание, в котором каждая даруемая вещь – как осколок прошлого – «ридикюль крокодиловой кожи, барометр Карла Воткея, фантаскоп со стеклянными пластинками да папашин портсигар в двадцать золотников».

  
  «Память на девяносто первом году принялась шельмовать. Прошлым годом сносно вела, а нынче себя оговаривает. Жил каждый день и незаметно из мальчика стал старик. Теперешняя жизнь сузилась так, что оторванная пуговица, расколотая чашка, выпавший снег – событие

  Я в сомнениях, кому можно рекомендовать этот сложный и глубокий роман. Просто любителям семейных саг - едва ли. Тем, кто предпочитает лёгкое чтение на вечер – тоже. Разве что ценителям старины, истории, околорелигиозной тематики и кружевных слов.

  8

  95