Рецензия на книгу

• 

  Deuteronomium17 ноября 2025 г.

  Самое страшное в войне — это как раз то человечное, что есть в ней

  Есть писатели, совершенно не похожие на свою известную читателям судьбу. Не таков Курцио Малапарте, при рождении Курт Эрих Зукерт, человек-оксюморон, на себе переживший тектонические сдвиги XX века и послуживший их самым парадоксальным летописцем. Итальянский аристократ с немецкими корнями, интеллектуал и эстет, он был одним из первых идеологов фашизма, участвовал в походе Муссолини на Рим, а затем разочаровался в режиме, был арестован и сослан. Во время Второй мировой войны, уже в качестве военного корреспондента, он оказался на Восточном фронте в стане своих бывших союзников — нацистов. Именно этот опыт, пропущенный через призму его декадентского, жестокого и визионерского таланта, лег в основу романа «Kaputt» 1944 года — величественной фрески о разложении европейской цивилизации, рассказанной не из окопа, а из аристократического салона, за бокалом шампанского, под звуки канонады.

  Предметом произведения является не обычная война как череда сражений, а война как состояние тотального метафизического коллапса. Повествование нелинейно и фрагментарно — хаотичное, оно представляет собой калейдоскоп сцен, которые Малапарте, главный герой и рассказчик, наблюдает, путешествуя по оккупированным территориям — от Финляндии и Польши до Украины и Румынии. Роман представляет собой серию виньеток, дипломатических приемов и бесед с элитой Третьего рейха и его сателлитов: генералами, князьями, женами нацистских бонз. Эти картины изысканной, но уже мертвой роскоши резко контрастируют с чудовищной реальностью, вторгающейся в этот герметичный мир. Вот Малапарте обедает с генерал-губернатором Польши Гансом Франком под звуки Шопена, пока за стенами дворца уничтожается Варшавское гетто. Вот он слушает рассказ хорватского диктатора Анте Павелича, который с гордостью демонстрирует ему корзину, якобы наполненную человеческими глазами. Вот он становится свидетелем самой знаменитой и сюрреалистичной сцены романа: сотен замерзших лошадиных голов, торчащих изо льда Ладожского озера, словно жуткая скульптурная композиция.

  Малапарте утверждает, что самый большой ужас войны заключается не в бесчеловечной жестокости, не в смерти и разрушениях, а, наоборот, в том «человеческом», что упорно сохраняется посреди апокалипсиса. Ужас — в способности людей обсуждать поэзию Рембо, глядя на повешенных партизан; в умении смеяться над салонной шуткой, зная о массовых расстрелах за углом; в природной красоте заката над полем, усеянным трупами. Война у Малапарте — предельное, концентрированное проявление человеческой природы, где жестокость и утонченность, варварство и культура не противостоят друг другу, а сливаются в едином, гротескном танце смерти.

  Название «Kaputt» является ключевым для понимания авторского замысла. Это немецкое слово, вошедшее во многие языки мира, означает не просто «сломано» или «разбито». В контексте романа оно приобретает тотальный, эсхатологический смысл. «Капут» — это диагноз, поставленный всей европейской культуре, ее гуманистическим ценностям, ее аристократическому духу; это констатация необратимого конца старого мира, который не просто проиграл войну, а исчерпал себя изнутри, сгнил заживо, и его внешняя оболочка — лишь элегантный саван на разлагающемся теле. Использование именно немецкого слова здесь неслучайно: Германия, по мнению автора, стала тем инструментом, который лишь довершил этот процесс саморазрушения.

  Самой гениальной главой, на мой взгляд, является последняя, которая словно рисуя на протяжении всего романа картину, добавляет в конце насыщенные краски, пропитывая весь роман нереально действительной печалью войны.

  11

  51