Рецензия на книгу
Двойник (аудиокнига MP3)
Ф. М. Достоевский
EngelVergesslicher2 ноября 2025 г.«Я не ветошка; я, сударь мой, не ветошка!»
Второй раз завершая читать эту очаровательно-пугающую петербургскую поэму, я полон недоумения, смешанного с восторгом; недоумения, которое, словно далеко протянувшаяся нить, готово в любую минуту разорваться, но упорно не разрывается. Все-таки не разрывается, не разрубается ничем. Нарочно устроено так, что не разрубишь; по крайней мере я не могу. Не складывается. Всё никак не могу увязать в одно целое и цельное видение всё происходящее в поэме (хотя иногда кажется, что могу). Мучительно непонимание, недопонимание и бессилие перед всем тем, что развернул перед нами, виртуозно владея пером, Достоевский. Эпос души человеческой, взятой под лупой, со всем мельчайшим и незначащим; причудливая трагедия маленького человека почти без трагического. (В самом деле, некоторые, или даже многие, эпизоды поэмы настолько смешны, что трудно сдержать смех, даже помня насколько плачевна история героя нашего. И только под конец, умиляясь, можно проникнуться им, Яковом Петровичем Голядкиным. Но, впрочем, уже поздно. Или не поздно — для самого читающего?)
Возможно, трудность восприятия в том, что почему-либо уже не удается не усматривать второго и третьего скрытого смысла в поэме (ведь обязательно должен быть схвачен второй или третий смысл!); не удается ПРОСТО прочесть ее как она есть, как написана, не додумывая, не прибавляя ничего. Трудно не выискивать и не откапывать некоего ключа к пониманию книги, хотя бы одного намека, что и как было и было ли вообще; авось запрятан где-нибудь, даже в самом начале, оставлен самим автором для пытливых и выносливых читателей. А возможно ведь, что и нет ключа, нечего раскрывать здесь; всё прозрачно и натурально. И всё сказано уже в самой поэме — ведь даже слишком много сказано! слишком!! Чего ж еще, казалось бы?
Я не решаюсь брать (даже в личное употребление) ни одну версию, ни один способ понимания истории, ни одно толкование, ни один из возможных философских взглядов на описываемое, сколь бы ни было заманчиво уловить и подчинить себе весь экзистенциальный тон поэмы, всё таинственное и непостижимое, так естественно поданное автором от начала до конца; всё, даже петербургскую погоду, которая «к довершению всех неприятностей была ужаснейшей». Это, по-моему, главное, если уж не единственное, что остается на долю злосчастному читателю Достоевского. Цитируя Льва Шестова, хотя и не о Достоевском это, а вообще, «ответ будет, должен быть нелепым — если не хотите его, перестаньте спрашивать». Всё так — перестаньте спрашивать, ибо ничего стройного и логического не услышите.
Как же можно резюмировать? Хотелось бы никак. Но все-таки невозможно не отметить хорошо узнаваемый, несомненно впечатывающийся в читательскую память нарочно тяжеловесный слог Достоевского, уплотняющийся, закручивающийся, «утревоживающийся». Это прекрасно, и мне крупно повезло, что я любитель и охотник скорее до интересной формы произведения, нежели содержания его. Достоевский мистик, Достоевский шутник, Достоевский философ, Достоевский поэт. Господи! Всё вплетено в его стиль, в самый язык его. Как может быть скучно читать Достоевского? Его перо оживляет всякое событие и всякого героя, до которого коснется. Если скучно с Достоевским, то скучен тут скорее сам читатель, не умеющий разглядеть хотя бы (!) достоинств его дивного слога:
«Итак, почти решившись на что-то, господин Голядкин, войдя в свою квартиру, нимало не медля схватился за трубку и, насасывая ее из всех сил, раскидывая клочья дыма направо и налево, начал в чрезвычайном волнении бегать взад и вперед по комнате».
«С яростным хладнокровием и с самою энергическою решимостью дошел господин Голядкин до стула и уселся на нем».
и т. д.238