Рецензия на книгу
Обретенное время
Марсель Пруст
2Trouble29 октября 2025 г.Итак, последняя книга прочитана, и поиски утраченного времени закончены. Общее ощущение - грандиозность замысла и исполнения и восхищение романом. И нет, совсем не потому что эпопею Пруста принято считать шедевром. Просто в свое время в юности мне повезло найти только первые 5 книг, так что шестую и седьмую я прочла только сейчас - и поразилась тому, насколько мастерски построен роман и насколько неслучайны в нем все до единой детали - каждый откушенный кусочек мадленки, каждый цветок боярышника и орхидеи, платья героинь и музыкальные фразы. В шестой книге Пруст начинает медленно собирать в единое целое всё то что могло до этого показаться несвязанным, а уже в седьмой он возводит над выстроенными стенами собора купол - и каждая деталь оказывается кирпичиком - или частью фрески - в этом здании. Светская хроника и история любви, Сван и Германты, "кружок верных" у Вердюренов, Одетта, Жильберта и Альбертина, бомбежки Парижа... и в центре всего этого - рассказчик. Именно он, его восприятие и является тем, что объединяет весь этот хоровод. И собственно, без седьмой книги во всем этом не было бы смысла.
По сюжету: первая мировая война, немцы периодически бомбят Париж, былые дрейфусары и антидрейфусары сменились патриотами и германофилами...Марсель, много лет спустя, снова встречает барона Шарлю, приходит на званый вечер к Германтам... и по дороге к ним находит свое призвание... точнее, не столько призвание, сколько понимание того, что именно он может и должен сделать в литературе. Большая часть седьмой книги - это размышления рассказчика (но я так и слышу голос автора) об искусстве и литературе, о философии времени, "пространственной психологии", старости - и это были мои любимые страницы книги, ибо размышляя, Пруст ненавязчиво объясняет свой замысел ... и это очень классное ощущение, когда наконец-то все "сходится" в голове.
И последняя подчеркнутая мной фраза романа:
"...говоря о тех, кто мог бы прочесть эту книгу, было бы весьма неточно называть их читателями. Ибо, мне представляется, они были бы не моими, но своими собственными читателями, поскольку книга моя являлась бы чем-то вроде увеличительных стекол...; своей книгой я дал бы им возможность прочесть самих себя. И мне было бы совсем не нужно, чтобы они хвалили меня или поносили, мне нужно было бы, чтобы они мне сказали, действительно ли это так, действительно ли слова, что читают они в самих себе, являются теми словами, что написал я ( и некоторые вполне вероятные расхождения проистекали бы не оттого, что я ошибся, а оттого лишь, что глаза читателя оказывались порой глазами не того человека, кому подходила бы моя книга, чтобы читать в себе самом)."
Всё так.10262