Рецензия на книгу

• 

  Аноним16 сентября 2015 г.

  Ад. Вот и все, что сейчас приходит мне в голову. Вот и все слова, которыми хочется описать, что пережил Шаламов.
  У Данте девятый, самый ужасный, круг Ада – это ледяной Ад, куда попадают те, кто предал Родину, друзей и благодетелей. У Шаламова это ледяная Колыма, куда попадают преданные - Родиной, семьей, друзьями...
  

  
  Мы были там, – мне страшно этих строк, -
  Где тени в недрах ледяного слоя
  Сквозят глубоко, как в стекле сучок.
  Одни лежат; другие вмерзли стоя,
  Кто вверх, кто книзу головой застыв;
  А кто – дугой, лицо ступнями кроя.

  Это у Данте. Шаламов тоже пишет о тенях, вернее, о людях, превратившихся в тени, или на лагерном жаргоне в «доходяг».
  

  
  В лагере для того, чтобы здоровый молодой человек, начав свою карьеру в золотом забое на чистом зимнем воздухе, превратился в доходягу, нужен срок по меньшей мере от двадцати до тридцати дней при шестнадцатичасовом рабочем дне, без выходных, при систематическом голоде, рваной одежде и ночевке в шестидесятиградусный мороз в дырявой брезентовой палатке, побоях десятников, старост из блатарей, конвоя. <…> Золотой забой беспрерывно выбрасывает отходы производства в больницы, в так называемые оздоровительные команды, в инвалидные городки и на братские кладбища.

  Самое страшное, что лагерь пожирает человека в буквальном смысле целиком – не только тело, но сначала – душу. Моральные барьеры исчезают. Нравственные ценности забываются. Пытаясь согреться, люди кутаются в тряпки и обноски. Пытаясь выжить, они кутаются в равнодушие и тупое безразличие ко всему, что происходит не с ними. За дверью лагерного барака -50 градусов мороза, а в душе заключенного – вечная мерзлота.

  Рассказы Шаламова о том, как человек, войдя в ворота лагеря, перестает быть человеком. Даже выжившие, даже вырвавшиеся из этого ада, навсегда остаются его узниками. Кто-то
  

  
  приучается к лодырничеству, к обману, к злобе на всех и вся. Он винит весь мир, оплакивая свою судьбу.

  Другой
  

  
  чересчур высоко ценит свои страдания, забывая, что у каждого человека есть свое горе. К чужому горю он разучился относиться сочувственно – он просто его не понимает, не хочет понимать.

  Третий
  

  
  боится – он трус. Он боится повторений своей судьбы – боится доносов, боится соседей, боится всего, чего не должен бояться человек.

  Тавро, выжженное лагерями, уже не свести. Память о них – навсегда.

  18

  187