Рецензия на книгу
Процесс
Франц Кафка
Аноним15 сентября 2015 г.Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью, и мы делаем Кафку былью
То есть как – арестован? Разве это так делается?***
– Отчего же? – сказал инспектор и повел рукой в сторону передней, где висел телефон. – Звоните, пожалуйста!
– Нет, теперь я сам не хочу, – сказал К. и подошел к окнуТяжкий, гротескно абсурдный, с запахом покорности тихому безумию и вызывающий не только бессильный протест при чтении и по его завершении, но и приманивающий кошмары – «Процесс».
Процесс…
Главный герой, Йозеф К., был арестован рано утром накануне собственного тридцатилетия. Заслуживает особого внимания имя персонажа, ведь нет фамилии, её замещает одна-единственная буква, да и по имени этого К. называют лишь пару раз… А кто он…? Может, в ответе на этот, казалось бы, обыденный вопрос выяснится причина и смысл подобной недетальности, подобного эрзаца в самом главном в персонификации человека - в имени?
Каков вопрос – таков ответ. Йозеф К. – обычный, ничем не выделяющийся банковский служащий-карьерист тридцати (почти!) лет от роду; не женат, но имеет карикатурную любовницу, которая не является «дамой сердца», как затем узнаем от самого К. – мужчины среднего, как выяснилось в самом начале, возраст, средней наружности, среднего достатка и среднего ораза жизни, мыслей и стремлений; неглупый, но и не умный. Словом, благодатная почва для намёка, что К. – это я, ты, он, она, они, не так ли? М?
Тем интересней дальнейшее развитие событийного ряда дела.
Поначалу К. (будем называть его так, без имени, лишь в редких случаях позволим себе «арестованный», «обвиняемый», «заключённый»*, словом, первые позиции в списке «Позорные официальные окликания для невиновного. Часть первая»)…Что? Кажется, мы о неком воре? Убийце? Насильнике? Финансовом аферисте? Вандале? Контрабандисте? Ах, мы же о Йозефе, который даже не знает, кто он…Бедный Йо…Довольно!
Поначалу К. (будем наз…) страшно обрадовался и признал свою вину, целиком осознавая её – в параллельной вселенной, конечно. А в нашей – офи…был поражён «ошибкой судебного аппарата» и его невиданно смущающей неорганизованности, которой Эреб бы позавидовал.
Стражи-остолопы, машинально повинуясь судебному указанию, просто-напросто вторгаются к человеку; не зная даже, в чём тот виновен, а, следовательно, не имея даже иллюзорной возможности судить о суде над этим самым человеком, внушают тебе К., что вина его ух какая тяжкая, и лучше будет, не рыпаясь, признать её и не быть мучимым совестью, отрицая злодеяние или даже злодеяния, - стражи ещё сами не решили, а точнее, не уяснили. Правосидие ведь приходит только за виновными, а вину оно, Правосудие, не упустит.
А К.-то, работник банка, прежде логично по-оптимистичному рассуждавший о бредовости затеянной против него кутерьмы, в течение нескольких месяцев, не более, начал судорожно оправдываться, искать пути если не избежания судейской воловиты, то хотя бы пути, идя по которым, можно отсрочить приговор, не то что не веря в свою невинность, а даже позабыв о вине, об её отсутствие. Ну чем не «Бегство от свободы» по Фромму?
Всё с тобой ясно, обвиняемый. Ты не готов бороться за свою свободу, свободу невиновного, ты с радостью и плохо скрываемым вожделением, а коль несвобода эта свыше (нет от Бога, нет, нынешний человек утратил и религиозную духовность с её бессмертием души после смерти, и светское благо с его бессмертием в деятельности). «Пред властью презренные рабы», угнетённость, безропотное шесствие по «приглашению на казнь» - таков он, мир Кафки.
И нечего, нечего более добавлять: ни к чему обсуждение отношений К. с тряпичными людьми, ни к чему разбор кульминационного момента романа – слишком всё кафкианское.
Мы рождены, и мы делаем Кафку былью.520