Рецензия на книгу

• 

  Аноним11 сентября 2015 г.

  «Можно даже сказать, что одна из самых больших невзгод – это терпеть несправедливость, а не пострадать от неё».
  Жорж Бернанос «Большие кладбища под луной»

  Чтобы рассказать французам о массовых казнях в Испании, Жоржу Бернаносу в 1938 году требовалось не только личное мужество, но и колоссальная сила убеждения. Потому что реакцией читателей в лучшем случае было равнодушие: «печально, но нас это не касается, гражданская война – внутреннее дело Испании»; в худшем – обвинения во лжи, драматизации событий и сочувствии красным. Как писал Ингмар Бергман в «Латерна Магика», увидев первые фотографии фашистских концлагерей многие, в том числе и он, посчитали их сфабрикованной ложью, коммунистической контрпропагандой. Такова особенность эпохи «всеобщих потрясений» - неизбежная путаница, смешение понятий добра и зла, истины и лжи, виновных и безвинных.

  Но в романе Антонио Табукки «Утверждает Перейра» (год написания - 1993) нет никакой путаницы: есть «добро» – Монтейру Росси, Марта, доктор Кардосу, есть «зло» - главный редактор, профессор Сильва, консьержка Селеста. Между ними - немолодой журналист Перейра, желающий сохранить нейтралитет, быть «над схваткой».

  В идейно-смысловом плане, на мой взгляд, роман Табукки в значительной степени основан на том самом эссе Жоржа Бернаноса «Большие кладбища под луной». Табукки «позаимствовал» у французского писателя жанр повествования – свидетельские показания; сквозную тему - страх смерти как универсальное чувство человека; название и отличительную черту стиля – «я утверждаю» звучит рефреном и в эссе Бернаноса; «источник сопротивления» - быть / оставаться молодым (доктор Кардосу советует Перейре общаться с молодыми людьми, а Бернанос призывал быть верным ребенку в себе); а также пафос произведения: оба писателя утверждают - в эпоху воин, бедствий и катастроф мир, как никогда, «нуждается в чести».

  Но странная картина получилась у Табукки. Главный герой – Перейра, благонамеренный гражданин и католик, ведет рубрику культуры в газете «Лиссабон». Перейре не нравится то, что происходит в его стране: еврейские погромы, полицейский произвол, цензура, - но время такое, что лучше молчать, так безопаснее. За молчание полагается награда – материальное благополучие, стабильность и уверенность в завтрашнем дне. И Перейра молчит. Никакой политики, статьи о писателях, рубрика «Памятные даты», художественные переводы с французского. Но однажды Перейра знакомится с Монтейру Росси и его подругой Мартой, молодыми, решительно настроенными нонконформистами. И герой постепенно понимает: молчать в его случае – значит, быть на стороне зла.

  Безусловно, эта книга о свободе совести, о чести, о моральном выборе. Но как всё просто в 1993 году! Перейра одинок. У него нет ни детей, ни жены, ни родственников, зато имеются деньги, знание французского языка и новые документы. И...

  Дальше в тексте встречаются спойлеры...

  совершая свой «знаковый» поступок в финале романа, Перейра ничем и, главное, никем не рискует. (История, правда, умалчивает, что стало с метранпажем и главным редактором газеты). Более того, драму «маленького» португальца в эпоху Террора автор описывает в таком сентиментальном тоне, что роман решительно напоминает прекрасный голливудский фильм. Вот что я думаю: либо 24 глава должна быть последней в романе (каратели, как мне представляется, не оставляют свидетелей) или Перейра, которому теперь нечего терять, должен найти в себе силы развернуться и посмотреть врагу в лицо, а не бежать. Словом, в этой книге нет того Пафоса, в лучшем смысле этого слова, который подразумевает тема романа. Свидетельство очевидца превращено в мелодраму. Утверждение Перейры вызывает легкое сочувствие вместо глубокой солидарности.

  Предвзятое и наивное суждение, я понимаю, но если бы Пафос был – в этом ли романе, или в «Ночном поезде на Лиссабон» - возможно, португальцы и не назвали бы в 2007 году Салазара самым великим португальцем в истории.

  Вместо послесловия, фрагмент свидетельства из «Больших кладбищ под луной»:
  

  
  Я утверждаю, честь по чести, что в течение месяцев, предшествовавших Священной войне, на острове не было ни покушений на людей, ни посягательств на имущество. "Но в Испании убивали", - скажете вы. Да, сто тридцать пять политических убийств с марта по июль 1936 года. Благодаря им правый террор приобрел видимость реванша (пусть яростного, пусть слепого, пусть обрушившегося на безвинных) над преступниками и их сообщниками. Из-за отсутствия на Мальорке преступных актов речь здесь могла идти только о превентивной чистке, систематическом истреблении подозрительных лиц. Большая часть судебных обвинений, вынесенных мальоркскими военными трибуналами, вменяла в вину исключительно disafeccion al movimiento Salvador (нерасположение к освободительному движению), выраженное словами или даже жестами. Одна семья, состоявшая из четырех человек, прекрасная буржуазная семья - отец, мать и два сына шестнадцати и девятнадцати лет, - была приговорена к смертной казни по доносу нескольких свидетелей, которые утверждали, что видели, как они у себя в саду аплодировали пролетавшим каталонским самолетам. Правда, вмешательство американского консула спасло жизнь женщине - уроженке Пуэрто-Рико.

  40

  446