Рецензия на книгу

• 

  Аноним11 сентября 2025 г.

  Заблудившийся в небе поэт

  Вы замечали, что у каждого из нас, читателей, есть некие полумистические отношения с определённым писателем?
  Такие отношения полны знаков и символов, как веснушками полно лицо счастливой рыжей девушки: если приглядеться к таким веснушкам, да ещё и «дерябнуть» бокальчик вина, то можно даже увидеть знакомые созвездия, как на небе, или даже.. открыть новые созвездия: созвездие дивной Травки, созвездие пьяной ласточки, созвездие крылатого кенгуру-непоседы, которое порой нежно путает крылья и ноги. И, наконец, таинственное созвездие — Московского носика.

  Вы читаете Джейн Остин, и тут, к вам врывается подруга, как ёлка, вся светясь покупками из магазина— O`stin.
  Кто-то читает Толстого, и вдруг, на улице ему нежно улыбается дворник, седой и невероятно похожий на Толстого, до такой степени, что хочется подойти к нему и обнять.
  И может даже взять автограф (поверьте, дворнику будет приятно, а прохожие удивятся и задумаются на целый день о таинственном дворнике, и кто-то быть может тоже подойдёт за автографом).
  Конечно, куда более грустно, если вас на улице обматерит дворник, похожий на Толстого. Но тоже, чуточку мистично.

  У меня такие отношения с Цветаевой, Платоновым и Набоковым.
  Однажды я чуть не сошёл с ума, когда на улице встретил двух дворников: Толстого и Цветаеву, а на рынке, мне продал чудесные яблоки — грустный Андрей Платонов.
  Боже мой.. на рыночке есть женщина, если прищуриться и чуточку выпить, то она сильно похожа на моего смуглого ангела, с которым я расстался.
  Она торгует картошкой. Когда я очень скучаю по смуглому ангелу, я выпиваю бокальчик вина и иду на рынок.. за картошкой.

  Щурюсь я довольно нелепо, чтобы сходство было чудесным, но продавщица (похожая на прелестную аргентиночку, как и мой смуглый ангел), наверное думает, что я  — больной, или умственно отсталый. Даже скидки мне делает. Потому что так щуриться нормальный человек не будет, и так.. блаженно улыбаться.
  Я не знаю уже куда девать картошку. Я её почти не ем. Но продавщица, похожая на смуглого ангела, всегда мне рада.

  Приду домой, пьяный, счастливый и.. с картошкой, высыплю её на балкон, обниму её и.. тихо заплачу, закрыв ладонями лицо.
  Если в этот миг кто-то бы наблюдал за мной тайно, в бинокль, из окна дома напротив, он бы подумал, что я несчастный идиот, который плачет каждый день над растущей горой картошки.

  Но я чуточку отвлёкся, как всегда.
  Так вот, читаю я рассказ Набокова и, как в школе, когда я вечно отвлекался от уроков и смотрел в окно и учительница вечно ловила меня словно бы за ногу, ибо я весь улетал в окно, как на полотнах Шагала (до сих пор не пойму, почему у Шагала нет такой картины: школьник отрывается от парты и улетает в синеву окна, держа за руку удивительной красоты смуглую девочку, с лиловым бантиком и неземными глазами, чуточку разного цвета).
  Учительница говорила мне: Саша.. вы опять витаете в облаках?
  Где вы на это раз были, может расскажете? Это ведь интересней чем Пушкин?
  И я, робким, чеширским голоском: в Аргентине, Венера Кирилловна..

  Сижу я на своём бежевом диванчике, читаю томик Набокова и отвлёкся с блаженной улыбкой на окно, ибо в рассказе промелькнула робкая тень моего смуглого ангела, правда.. в довольно странном виде: в виде мужчины-поэта, смуглого, с чудесными каштановыми волосами и чайного цвета, глазами.
  И в этот миг, за окном, тихо падало маленькое белое пёрышко (видимо, с крыши: там часто в «пиратских» бойницах, как на кораблях, селятся голуби и ангелы).

  И ладно бы просто пёрышко летело, это часто бывает, но чтобы вот так всё нежно сошлось: и моя мечта о смуглом ангеле, и фамилия поэта — Перов, и.. что ещё более удивительно, это пёрышко, на несколько секунд, невесомо зависло над моим окном, как колибри или как Будда, если бы он случайно и на миг стал улыбчивым пёрышком.
  Словно времени больше не стало, и ветра и мира.. лишь томик Набокова на коленях моих, который весит, как ласковый чеширский кот, лишь мои мысли о смуглом ангеле, самой прекрасной женщине в Москве и Московской области, и вот это замершее пёрышко в синеве.

  Это было удивительно. Словно пёрышко пролетало мимо, увидело меня и по детски замечталось, словно бы вспомнив о чём-то своём, небесном.
  Я улыбнулся ему и помахал рукой, как другу. И пёрышко полетело дальше, вот так запросто, подарив мне счастье, словно поцелуй смуглого ангела.
  Кто-то из вас скажет: вот что значит, Саша, пить по утрам..
  Но я не пил, в этом то и чудо.

  Набоков написал не совсем типичный для себя рассказ, почти что в «штиле» Достоевского: простое жизнеописание забытого поэта Константина Константиновича Перова, умершего в середине 19 века и в 1899 г, общество русской словесности, вспоминает о нём и собирает деньги на памятник в его честь.
  Вот и весь сюжет. Но это был бы не совсем Набоков, верно?
  Начать хотя бы стоит с того, что Набоков, разумеется, выдумал этого поэта Перова.
  Во вторых, он наполнил его образ, как улыбчивым эхом своих черт (удвоение имени-отчества и т.д.), так и чертами всех русских поэтов: в нём угадываются и Пушкин и Хлебников и Лермонтов и Маяковский: с телом ломового грузчика и глазами ранимого ребёнка..
  Ну и в третьих, сама дата чествования: 1899 г. Дата рождения Набокова.
  В общем, всё смешалось.

  Биограф нашего забытого поэта, — сам Набоков, говорит о том, что поэт умер в 24 года, утонул в речке, в своём имении (с чудеснейшим эхом родового имения Набокова), и считался эдаким русским Артюром Рембо.
  Все мы знаем, что Рембо был прелестным новатором в поэзии и бунтарём, и.. в 17 лет, когда многие только начинают заниматься поэзией, он — завершил с поэзией: пропал.
  Отправился в Африку. Навсегда. Лишь в конце жизни вернулся… израненный и больной, чтобы умереть на урках и у милой сестрёнки.

  Может он понял, что настоящая поэзия, не обязательно в кропании стишков, и быть настоящим поэтом, порой и значит — возвыситься над Словом, отойти от него, в том плане, чтобы.. самому стать — Словом, живым приключением сердца, разлив своё чернильное сердце в милосердии, любви, любовании ночными звёздами под небесами Африки или Москвы, не важно, особенно если ты обнимаешь милого друга.

  Любопытно, что Перов таинственно пропал у речки, а на берегу, на травке, под берёзой, осталось лишь недоеденное яблоко и его одежда.
  Тут уже набоковский дзен и прозрачная отсылка к яблоку Ньютона и эдемскому яблоку: только представьте.
  Юный поэт, в самом расцвете своих сил и славы, загорает на берегу и хрумкает яблоко, и вдруг.. его осеняет: а ну его к чёрту, всё эту суету мирскую и поэзию. Я буду не вне писать стихи, я буду.. стихом!
  И чудесное недоеденное яблок, на втором витке символа — Эдем. Это как бы отказ от грехопадения: жизнь Словом, но не пищей. Как в Эдеме, где быть может питались красотой.

  Мы это иногда и сейчас смутно чувствуем. Правда, смуглый ангел?
  Кстати, на этом набоковском дзене я словил кое-что знакомое.
  Вспомнил о чудесной и трагической девушки начала 20-го века — Лизавете Дьяконове, оставившей после себя изумительный дневник.
  Это тоже, загадка, — убили её или она покончила с собой. На берегу остались её вещи..
  Быть может она понимала, что если умрёт вот так вот таинственно, поэзия её судьбы  — станет Словом и об её дневнике узнают миллионы людей?
  Елизавета Дьяконова - Дневник русской женщины (сборник)

  Вы спросите: это, конечно, интересно, но не верится, что бы Набоков не запустил в этот тихий и уютный сюжетец, эльфа-непоседу, который бы всё взбаламутил и перевернул с ног на голову.
  Так оно и есть. На заседание общества любителей русской словесности, где чествуется поэт Перов, давно умерший, входит… сам Перов. Старый и седой. Мхатовская пауза..
  Я посмотрел в окно. Но там пёрышка не было. И потому я просто глупо и ласково улыбнулся синеве и окошку напротив (это мой маленький бзик: я иногда улыбаюсь тому или иному окну в доме напротив, ибо мне кажется, что за мной иногда кто-то подсматривает в бинокль, и не только потому, что я порой голым хожу по квартире или плачу над горой картошки. Представляете, если за мной кто-то и правда наблюдает тайно, и вдруг.. я ласково ему улыбаюсь?

  Мне не важно, кто наблюдает за мной: очаровательная женщина с бокальчиком вина, скучающая старушка в роскошном вечернем платье, наряжающая так сама для себя и… для меня, или это даже мужчина-маньяк. Я улыбнусь им всем… и они тоже мне улыбнутся. А это ведь прекрасно.
  Правда, мне иногда становится жутко, особенно вечером, когда я голый стою у окна вместе с Барсиком и улыбаюсь.. быть может, маньяку в окне напротив. Но меня тогда бодрит улыбка: а может там нет маньяка, и просто старушка в вечерним платье крестится на меня, смотря в бинокль, и думает, что это я — маньяк?).

  И снова Набоков нежно играет на рояле Достоевского: это ведь тема Достоевского, в разгар праздника, дня рождения, свершается некая арлекинская апокалиптика.
  Кстати сказать, Набоков очень мило использует реквизит. Почти как на Мосфильме. Помните ту легендарную бронзовую лошадь из фильма Служебный роман, которую в лифте, мучаясь, держал герой Мягкова?
  Она потом появится в фильмах Мой ласковый и нежный зверь, Ширли Мырли, Бриллиантовая рука, Покровские ворота..

  Так и у Набокова: реквизит он взял из своего чудесного рассказа — Бахман, о музыканте и любви.
  У героини рассказа была фамилия — Перова, как у нашего поэта. Наш «воскресший» старый поэт, к изумлению всех собравшихся, поднимается на сцену и усаживается на стульчик винтовой, из под рояля, того самого, на котором играл Бахман в одноимённом рассказе.
  Это очень мило такое бережное отношение к реквизиту, согласитесь. Да и рассказ сразу оживает на ровном месте.

  Довольно любопытным образом, Набоков смещает инфернальную тематику Достоевского, с его образом из Карамазовых, о Втором пришествии Христа в Испании времён Инквизиции, в измерение эстетическое.
  Как там Жуковский писал? Поэзия — есть бог, в святых мечтах людей.
  И как у Достоевского, вернувшийся Христос, оказался не нужным в новом мире, в котором.. нужна религия, сытые идеалы толпы и морали, но не бог и любовь. И потому Христос у Достоевского не произносит ни слова.

  Так и у Набокова, воскресший спустя полвека поэт — оказался никому не нужным.
  Более того, Набоков прямо таки виртуозно играет на рояле Достоевского (шёпотом, вам: в четыре руки!) и накреняет сюжет в апокалиптику фарса.
  Ибо… толком не известно, это точно — воскресший Перов, который вовсе не утонул, а жил себе где-то в русской глуши и выращивал картошку, или капусту, как один китайский император, не важно, или же это самозванец?

  Но сам факт, примечателен: те литературоведы, интеллектуалы, кто восторгался стихами юного Перова, как бы поклоняясь мёртвому Перову, увидев его живым — отреклись от него, не поверили, что это — Он.
  Почти евангельская тень Отречения.
  И Набоков вроде бы забавно акцентирует это: мол, молчал человек 50 лет, и вдруг появился, ляпнул какую-то чепуху, и всё.
  Забавно то забавно, но на самом деле Набоков, этой фарсовой ноткой карнавализации а-ля Достоевский, лишь углубляет фарсовую основу отношения противостояния толпы и искусства, фарсового отношения к богу, красоте и к поэзии — у толпы, и не важно, толпа эта интеллектуальная, или обычная.

  С другой стороны, Набоков ставит экзистенциальный вопрос: а что важнее — поэт или его слово? Или поэзия?
  Набоков цитирует прелестный стих Перова (свой же), в котором юный поэт как бы предсказывает, что однажды, как Христос, вернётся снова, и дивно размышляет: если правда, что у металла смерти нет, то значит пуговичка из детства, где то жива? Значит души не умирают и ничто не умирает?
  Ладно, стих я чуточку переврал, но он восхитителен прыжком солнечного зайчика (кенгуру!) смысла, от бессмертия пуговички, до бессмертия души.

  Т.е. каждое мгновение нашей жизни — вот такая вот пуговичка. Она таит наше бессмертие и бога, и если люди, как в этом стихе, уже не замечают красоты лужицы, или травки простой, но замечают рафинированную и мёртвую красоту на страницах книг, то их души — мертвы, или умирают: не нужно много ума, когда тебе в книге разжевали красоту и положили в рот, как ребёнку.

  И даже что бы быть писателем, порой не нужно таланта: нужна просто хорошая память и усердие. Порой книги пищутся словно бы мёртвыми людьми, судя по из делам и мыслям.
  Но если ты уже не можешь сам найти в мире красоту, в простых вещах, найти бога и поэзию, в простых и милых явлениях жизни, движениях влюблённого сердца, то значит такая душа — мертва, или почти мертва.
  Таким образом, за вроде бы забавным сюжетом, Набоков скрыл эсхатологическую глубину смысла.

  Только представьте, Бог пришёл на землю… и никому не нужен. Мы же все ждём «своего» бога. Что бы он всем отомстил, и вся та мерзость души нашей озлобленной, которую мы стыдимся проявить, проявил он, всех покарав.
  На бога стремимся повесить ещё и этот последний грех нашей злобы и человеческой ущербности.
  А представьте.. что в конце мира явится не грозный бог, а милый и старенький Христос, скрюченный от старости, хромой, с палочкой, но с бесконечно добрыми глазами, который никому не хочет зла и суда.
  Он просто идёт по травке в поле и за ним идёт ребёнок и собачка бежит, улыбаясь хвостом. Вот и всё Второе Пришествие.
  Страшно? Для многих, к сожалению, это реально страшно: как! и никто не умрёт? А где же реки крови и ангелы с саксофонами в небе??
  Где Голливуд?!!

  А с другой стороны.. это тоже, страшно, когда поэт и поэзия — это как Новый и Ветхий завет. Два разных бога. Как солнце и луна.
  Давайте честными будем: нам важно соотношение писателя и творчества.
  Если бы узнали, что милая Джейн Остин, не дай бог, или Достоевский, по ночам выходили на улицу и душили кошек, мы бы как относились к их творчеству? Это же ад для нас. Я бы прорыдал всю ночь по Остин. И может быть даже покончил с собой.

  Я не шучу, если бы узнал, что Платонов или Цветаева были маньяками, я бы покончил с собой.
  О мой смуглый ангел… сказать ли тебе страшную вещь? Нет, не то, что я маньяк. Я не маньяк.
  Но.. о, не пугайся. Согласен, эти «но» всегда настораживают.
  Просто я подумал.. если бы маньяком была ты, я бы.. не покончил с собой. По одной простой причине: потому что я так беспредельно тебя люблю, что любил бы тебя, даже если бы ты была маньяком и душила старушек по ночам.

  Мы бы вместе ходили по ночам.. нет, разумеется, не душить старушек, но просто, я бы не оставлял тебя наедине с собой.
  А если и нужно было бы… по твоему звонку, приезжал бы к тебе на незнакомую тёмную улицу и… мы бы вместе прятали тело старушки. Или тело молодой рыжеволосой женщины…  с веснушками. Не важно.
  Теперь ты видишь, как сильно я тебя люблю?

  А если снизить градус? Представим, что Пушкин пропал в молодости. Уехал на Кавказ и пропал.
  И появился лишь в старости. Седой.. но совсем другой. Пьяница и бабник, который и слышать не хочет о стихах.
  Это был бы настоящий Пушкин, наш Пушкин, или нет? Или настоящий Пушкин — в поэзии?
  Значит ли это, что Слово, может быть более подлинным, чем человек?
  Вот какие тайные бездны таятся в этом вроде бы простеньком и улыбчивом рассказе Набокова.
  Во всяком случае, это страшно, когда поэта забывают. Или не читают его стихи. Это ведь маленькая смерть..

  А с другой стороны, разве не поэт, например, та милая девушка с каштановыми волосами, и с удивительными глазами, чуточку разного цвета, которая не прошла в парке мимо надломленной веточки клёна, мимо которой все проходили и нежно погладила её, веточку, улыбнувшись ей, как милому другу-непоседе?
  Понятно, если бы об этой сломанной веточке клёна написал Пушкин, Пруст, Мисима, Остин… мы бы все восхищались ею.
  А вот так, просто так, самой веточкой, самой по себе, её озябшей и раненой и забытой красотой, так похожей на наши одинокие сердца в любви?

  33

  778