Рецензия на книгу

• 

  Аноним31 августа 2015 г.

  Праздник повествования, ты торжественный наряд тайны жизни, ибо ты делаешь вневременность доступной народу и заклинаешь миф, чтобы он протекал вот сейчас и вот здесь.

  И Манн превратил долгое чтение в праздник! Сам он признавался, что его целью было наполнение подробностями и раскрытие сжатой ветхозаветной истории. Что-то вроде любопытства – а как бы это могло быть? Он не пожалел ни сил, ни времени, чтобы до тонкостей и мелочей изучить то время, нравы и обычаи.
  И этот титанический труд был не напрасен, миф заиграл красками и ожившими картинками, как тот кетонет-пассим Иосифа. Оживив «историю, рассказывающую саму себя», он заставляет забыть о тысячелетиях, отделяющих от этих событий. К стыду своему, из них я знала только про сон о семи коровах. Поэтому для меня это не было переложением давно известных истин, а было практически новой историей. И историей прекрасной, несмотря на обилие велеречивости, повторов, мнокократных и многословных объяснений. Я полюбила книгу уже после того как до меня дошло что за страну он называет страной «могил и курносой девы-львицы». Манн великолепный рассказчик и юморист. Вот, послушайте только как он говорит о боге:
  

  
  А бог поцеловал кончики своих пальцев и, к тайной досаде ангелов, воскликнул: «Просто невероятно, до чего основательно эта персть земная меня познает! Кажется, я начинаю делать себе имя с ее помощью? Право, помажу ее!»

  Сюжет уж наверняка всем хорошо известен (кроме меня), чтобы его тут перессказывать. Речь идет об Иосифе Прекрасном, которому в Ветхом Завете посвящены несколько страниц.
  

  
  Привычка быть любимым и получать предпочтение определила характер Иосифа и стала его натурой

  Одна из главных сюжетных линий – взаимоотношения братьев, зависть и ревность, раскание и прощение.
  

  
  Боже мой, братья! До чего же он их довел! Да, он понял, что он сам довел их до этого, довел множеством тяжких промахов, совершенных им в убежденности, что все любят его больше, чем самих себя, — убежденности, которой он и доверял и не совсем доверял, но в которой, как бы то ни было, жил и которая теперь — это он четко осознал — привела его в яму. По искаженным и потным личинам братьев он ясно прочел одним своим глазом, что такая убежденность требовала от них непосильного человеку, что он перенапряг их души длительным испытанием и причинил им много страданий, прежде чем дело дошло наконец до этого страшного для него, да и, несомненно, для них, конца.
  Бедные братья! Что должны были они вытерпеть, прежде чем в отчаянии подняли руку на агнца отца и действительно бросили его в яму!

  А этот вот пассаж, тоже характеризующий Иосифа далеко не самым лестным образом:
  

  
  Но сморчок Боголюб был прав, усмотрев в том, что его друг наслаждается предоставленной ему свободой выбора между добром и злом, что-то подобное наслаждению самим злом, а не только свободой сотворить зло.

  Кроме Иосифа и его братьтев, в книге много про отношения между отцом и сыном, слугой и господином. И даже такая банальная тема как любовь у Манна приобретает черты возвышенные, поднимает вопрос праведности или греха. Вот взять треугольник Лия-Иаков-Рахиль. Сколько трагизма в этой истории двух соперничающих в любви сестер. Другая линия - страсти, безответного желания Мут-эм-энет к Иосифу также показана во всей красе.

  Очень много всего Манн подсовывает чтобы обдумать: предопределение и неотвратимость судьбы, цикличность истории, склонной к повторениям на всех уровнях. Взаимозависмость и даже взаимозаменямость божественного и земного.
  

  
  И правда, становится все несомненнее, что смутные воспоминания человечества, бесформенные, но приобретавшие в мифах все новые и новые формы, восходят к катастрофам огромной древности, предание о которых, питаемое позднейшими и менее крупными событиями подобного рода, прижилось у разных народов и образовало ту самую череду мысов, те самые кулисы, что так влекут к себе и волнуют всякого, кто устремляется в глубь времен.

  Герои Манна представляют собой «явление, которое можно назвать подражанием или преемственностью, налицо мировосприятие, видящее задачу индивидуума в том, чтобы наполнять современностью, заново претворять в плоть готовые формы, мифическую схему, созданную отцами».

  Стиль его велеречив, торжественен и великолепен, настоящее наслаждение читать эти изысканные обороты речи. Я в восторге, хотя он и тяжеловат для восприятия - перегруженные предложения не дают отвлечься от текста ни на секунду. Чуть задумался, и начинай читать абзац с начала. Зато египетские и иудейские словечки, имена и названия преследуют меня до сих пор.
  Юмор его многослоен – от шуток в тексте, от иронизирующего Иосифа до иронизируещей над собой и над героями истории. От подшучивания автора над древними нравами до подкалывания самой истории и может быть даже читателей. А я просто о-бо-жа-ю когда скрытая усмешка и явные смешки переплетаются в тексте настолько, что непонятно над чем же смеяться – над героями, над историей или над собой?

  Еще одним плюсом для меня стало неспешное повествование, Манн не торопится рассказать «как все было» – да и зачем? Финал всем известен, тут главное процесс, а не цель, и читая все равно пререживаешь за героев. И сам автор в тексте нередко указывает на эту мысль снова и снова – что для героев действие разворачивается в настоящем времени, для истории, рассказывающей самое себя, конец еще неизвестен.

  С другй стороны, плюсы плавно перетекают в минусы – то же самое изобилие египетских и ветхозаветных имен и названий утомляет, да еще особый авторский текст, который так просто, галопом по Европам, не осознаешь – он требует вдумчивого глубого чтения.

  Тетралогию читать конечно тем, ктому в принципе интересны дела седой древности, а история скучна до невозможности. Кто просто хочет получить эстетическое удовольствие от неспешно раскрывающейся перед ним ветхозаветной истории.

  1

  117