Рецензия на книгу

• 

  Аноним1 сентября 2025 г.

  Хрустальная душа с обрезанными крыльями

  — Тебе, кажется, и жить-то лень? — спросил Штольц.
  — А что, ведь и то правда: лень, Андрей.

  После прочтения романа какая-то обломовская лень и на меня напала. Хоть я и редко сейчас пишу рецензии, но обычно делаю это быстро. А в данном случае всё тянула и тянула, как и Илья Ильич долго растягивал-сочинял свой план по переустройству имения. Видимо, всё-таки заразна эта обломовщина. И, вероятно, в каждом из нас в той или иной мере присутствует её вирус, периодически активизируясь. Как верно заметил сам гончаровский главный персонаж, «не пересчитаешь: наше имя легион!».

  Андрей Штольц метко охарактеризовал своего друга Илью Обломова:

  
  

  «Это хрустальная, прозрачная душа; таких людей мало; они редки; это перлы в толпе! Его сердца не подкупишь ничем; на него всюду и везде можно положиться»
  
  «Человек создан сам устраивать себя и даже менять свою природу, а он отрастил брюхо да и думает, что природа послала ему эту ношу! У тебя были крылья, да ты отвязал их»

  Обломов напоминает мне героев-мечтателей Достоевского, которые по сути своей являются честными и душевно чистыми неудачниками. Они парят в призрачных облаках своей фантазии, но не хотят учиться твёрдо и уверенно ступать по земле. Слишком уж оторваны мечтатели от реальности и расставаться со своими прекрасными иллюзиями не желают. Поэтому зачастую их участь очень печальна. Ведь чем глубже человек погружен в иллюзии и чем дальше от действительности, тем меньше у него власти над собой и своей жизнью. «Всё это страшно, когда человек отрывается от жизни... когда нет опоры».

  А сам Достоевский рассуждал так: «Чем больше в нас самих духа и внутреннего содержания, тем краше наш угол и жизнь. Конечно, страшен диссонанс, страшно неравновесие, которое представляет нам общество. Вне должно быть уравновешено с внутренним. Иначе, с отсутствием внешних явлений, внутреннее возьмёт слишком опасный верх. Нервы и фантазия займут очень много места в существе. Всякое внешнее явление с непривычки кажется колоссальным и пугает как-то. Начинаешь бояться жизни…».

  Все мы родом из детства. А «Сон Обломова» показывает читателю истоки так называемой «обломовщины», то есть своеобразного «проклятия», заложенного в ранние годы героя. И Штольц объяснял своему другу: «Ты свое уменье затерял ещё в детстве, в Обломовке, среди тёток, нянек и дядек. Началось с неуменья надевать чулки и кончилось неуменьем жить». Мечтатель Обломов любил вообразить себя или каким-нибудь непобедимым полководцем, или мыслителем, или великим художником: «все поклоняются ему; он пожинает лавры; толпа гоняется за ним, восклицая: "Посмотрите, посмотрите, вот идет Обломов, наш знаменитый Илья Ильич! "».

  Обломов ведь мечтал вместе со Штольцем о трудовой жизни, о путешествии. Однако в реальности «ум и воля давно парализованы и, кажется, безвозвратно. Горько становилось ему от этой тайной исповеди перед самим собою». И, как любой человек с психологией жертвы, принимался Илья Ильич усердно искать виноватого, но (кроме странной попытки свалить всё на слугу Захара) не находил.

  
  

  «"Теперь или никогда!" "Быть или не быть!"»
  
  «Что ему делать теперь? Идти вперед или остаться? Этот обломовский вопрос был для него глубже гамлетовского. Идти вперед — это значит вдруг сбросить широкий халат не только с плеч, но и с души, с ума; вместе с пылью и паутиной со стен смести паутину с глаз и прозреть!»

  Как известно, спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Но Ольга, будучи юной девушкой, наивно полагала, что можно насильно изменить взрослого человека без его на то согласия и без его работы над собой. Она видела в Илье Ильиче «какую-то Галатею, с которой ей самой приходилось быть Пигмалионом». Взваливание же на себя неблагодарной роли непрошенного спасателя закончилось для героини вполне закономерным провалом. И Ольга, осознав «неудавшуюся роль спасительницы», нашла в себе силы разорвать их отношения, несмотря на вспыхнувшую любовь к выдуманному ею образу Обломова и на ложное убеждение, что любить можно только один раз. «В жизни без движения она задыхалась, как без воздуха».

  Совсем другим человеком оказался Штольц: «Как в организме нет у него ничего лишнего, так и в нравственных отправлениях своей жизни он искал равновесия практических сторон с тонкими потребностями духа. Две стороны шли параллельно, перекрещиваясь и перевиваясь на пути, но никогда не запутываясь в тяжёлые, неразрешаемые узлы».

  Кстати, окончательное название романа («Обломов») значительно шире первоначального варианта («Обломовщина»), так как включает в себя не только нависшее над мягким и беспечным героем проклятие, надломившее (или обломившее?) его жизнь и судьбу, но и, например, красоту души, которую нельзя не заметить.

  Однако души Ольги и Штольца не менее прекрасны. И вполне естественно, что через какое-то время их «дружба утонула в любви». Андрей считал, что «любовь, с силою Архимедова рычага, движет миром». А что Ольга? «Она уверовала в Андрея не слепо, а с сознаньем, и в нём воплотился её идеал мужского совершенства».

  После внезапной кончины Обломова (в самом расцвете лет!) его сына «Андрюшу выпросили на воспитание Штольц и жена и считают его членом своего семейства». И страшно представить, что случилось бы с ребёнком, если бы у его отца не было такого друга, как Штольц, который мысленно пообещал Обломову: «Поведу твоего Андрея, куда ты не мог идти... и с ним будем проводить в дело наши юношеские мечты».

  Карен Хорни в своей книге «Невроз и рост личности», рассматривая различные невротические типы личности, в качестве примеров приводит известных литературных героев. Не обходит стороной она и русскую классику. Как пишет Хорни, исход погружения в полную лень представлен нам талантом Гончарова в его незабываемом Обломове. Причём, по её авторитетному мнению, всепоглощающая инертность угрожает не только опасностью опуститься, но ещё и тем, что она может выйти за пределы сопротивления каким-либо действиям. И тогда человеку становится лень даже думать и чувствовать. А при параличе эмоциональной жизни он особенно страдает от омертвения чувств. Порой же создаётся верное впечатление, что при повышении активности вроде бы оживают чувства. Но всё равно невротику не хочется признавать, что эмоциональное омертвение тесно связано именно со всепоглощающей инертностью. Порочный круг замыкается…

  133

  5,1K