Рецензия на книгу
Повелитель мух
Уильям Голдинг
wizardry31 августа 2025 г.Античная трагедия
Что мне нравится в Голдинге, так это то, как он, сам будучи учителем, изображает детей. Достаточно редко в литературе встречается такое достоверное описание (про то, что происходит в переводе, обсудим потом). Речь, лёгкие нюансы во взаимодействии, очень ненавязчиво и изящно отмеченные, начиная с первой же сцены встречи с Хрюшей - всё это сразу завлекло меня в роман.
Нас изначально ставят в неправдоподобные, искусственные условия сюжета. Вот дано: все взрослые погибают, но почему-то при полном отсутствии жертв среди детей, да ещё самолёт падает так аккуратно на остров, а не в воду куда-то рядом. Хотя бы то, что девочек на борту нет, ещё легче всего объяснить - когда там в Англии начали учить и воспитывать детей вместе, не разделяя? Да и в конце концов, в таких театральных, классически античных в своей условности декорациях было бы даже логичней, когда все актёры - мужского пола.
Конечно, Голдинг отталкивался от “Кораллового острова” и ещё от доброй дюжины таких же избитых сюжетов, хотя все-таки третьей мировой войны в этом сеттинге не было. Тут тоже не без авторского опыта. Тому, кто лично участвовал в военных действиях, никак не возможно пройти через такую мясорубку и остаться прежним человеком, а в случае с изначально, скажем так, депрессивным Голдингом… было бы сложно не сделаться мизантропом. «Я начал понимать, на что способны люди. Всякий, прошедший войну и не понявший, что люди творят зло подобно тому, как пчела производит мёд, — или слеп, или не в своем уме».
А ещё будущего писателя самого травили в школе, как и множество других небогатых мальчиков, исключительно за положение их отцов. Отсюда и отвращение к классовому обществу, глубоко сидящему в британцах предубеждению, что достопочтимые “господа” всегда и во всём, в том числе в моральном отношении, лучше и выше “челяди”. “Пролетариев” в романе представляет Хрюша, простой, очень косноязычный, незаконнорожденный, чего он явно стыдится, но способный мальчик. Половина из этого у нас в переводе, кстати, теряется полностью, а редкие ломаные фразы Хрюши (“как хочете” и т.п.) воспринимаются скорее как просто что-то детское, а не как маркер рабочего класса.
Другое дело Джек, который при знакомстве гордо представляется по фамилии (вот уж у кого отец - большая шишка):
У них Хрюша не стал спрашивать имена. Его устрашило ведомственное превосходство и уверенная начальственность в голосе Меридью. [...]
– Мы не младенцы, – сказал Меридью. – С какой стати мне называться Джеком? Я – Меридью.В хористах автор явно вывел ненавидимых им с детства “итонских мальчиков”, детей богатых родителей, которым с рождения внушалось, что они - лучшие и имеют на это право. В этом смысле положение детей на острове уже не равное, а то, что происходит дальше, является предсказуемым исходом такого неравенства. Попытка в английский парламент провалена - печальный вердикт для всех нас как для общества.
Ох, чувствую, эта рецензия будет особенно длинная и не особенно структурированная - слишком много у меня разнородных мыслей и эмоций, всколыхнутых чтением, которые пока не улеглись. Даже оценку ещё не могу поставить. Помимо социальных аллегорий, в глаза бросается, конечно, христианская символика. Начиная сразу же с названия (хотя его придумал не Голдинг, а редактор). Саймон - имя апостола Петра до крещения - выступает в роли своеобразного пророка, а пророков, конечно же, никто никогда не воспринимает всерьёз. А его диалог со свиной головой: искушение ли это дьявола в Вифлеемском саду, что приходит в голову в первую очередь, или противостояние внутренего “зверя” с логической, аполлонически созидательной природой человека, а может это и языческий тотем против христианского бога - чем больше трактовок, тем глубже и интереснее аллегория.
Если Саймон - пророк, то Хрюша его прямая противоположность. Он лишен всего духовно-эзотерического и сосредоточен только на научном, логическом познании мира - все рациональные идеи по выживанию на острове исходят именно от него, но его тоже не особенно кто-то слушает. Его очки - одновременно и символ знания, и ограниченности. Ральф находится где-то посередине во всём: уверенный средний класс, не слишком одухотворённый, как Саймон, но и иррациональнее Хрюши - это герой, с которым легче всего себя соотнести и на которого, в том числе, больше всего надежд из-за его условной гармоничности. Он не положительный, но и беззлобный - нормальный. Но сможет ли он собрать воедино и детей, и эти разнонаправленные силы человеческой души?
Теперь мааааленькое лирическое отступление про перевод. Я, честно, ожидала, что ни детского сленга, ни попытки изобразить кокни в нём, конечно, не будет, но проблема оказалась гораздо шире и вообще не в том. Я до сих пор не могу осознать, что случилось с переводчицей и редактором, когда они работали над книгой, но, наверное, рада, что не познакомилась с Голдингом в 11, как это было предусмотрено программой, и не продиралась сквозь:
Разрядка пришла как оргазм. Те малыши, которые успели снова забраться на кувыркалку, радостно поплюхались в траву.Больше всего здесь мне, конечно, нравится тесное соседство слов “оргазм” и “малыши” через эту интимную точку, оно, скажем так, несколько сбивает меня с толку, так что я даже вопросов задавать не буду. И не буду перечислять другие перлы - этот, наверное, самый золотой, но боже мой, их много. Если интересно, можете сами углубиться, а у меня больше всего недоумения в отношении редактора, потому что что бы там не понаписал переводчик, у книги всегда есть редактор (ну в советском книгоиздании же точно был, в конце концов!). В то время как у Голдинга всего-то:
Release was immense.у Суриц происходит что-то странное, и постоянно. А ведь переводы Вулф и Рильке были хороши… Да?
Финал я считаю жестоким и каким-то издевательским - какой хеппи энд может быть, когда вокруг третья мировая война? Тут уже безопаснее остаться на острове, чем сбегать в такой “прекрасный” мир взрослых. Потому что чем взрослые отличаются от детей. Взрослые пытаются делать вид, что они не дети, с разным успехом. И трагедия в том, когда дети, натворив бед, ищут спасения у взрослых и в процессе осознают, что взрослых нет, это фикция. И нас, как читателей, останавливают как бы в шаге от этого открытия у Ральфа. Да, появляется “бог из машины”, всё так же по канонам обожаемой Голдингом античности, но спасения в таком сюжете быть не может. И не важно, считаем ли мы, что книга о детях фактически, или о детях как аллегории взрослых - у хорошей аллегории не бывает правильной трактовки - финал всё равно видится мне трагическим.
Справедливо, что именно в разнообразии мнений, уровней прочтений и эмоций лежит то, что делает книгу действительно большой и важной. Я сомневаюсь, что когда-либо прочту у Голдинга что-нибудь ещё, и ещё меньше уверена в том, что оно мне понравится (переубедите меня, пожалуйста), но этот роман я считаю замечательным. И да, хорошо было бы его засунуть в школьную программу - но только не в пятый класс, а лучше в какой-нибудь девятый.
19783