Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Debt: The First 5,000 Years

Дэвид Гребер

  • Аватар пользователя
    Аноним24 августа 2015 г.

    Кредит, родивший экономику

    Профессор Лондонской школы экономики Дэвид Гребер — из тех экономистов, которые заявляют, что экономисты неправы решительно во всем. Свой внушительный по стандартам XXI в. труд он начинает с совсем не характерной для нашего времени полемики — с Адамом Смитом. По мнению Гребера, великий ученый заблуждался в самой первооснове, причинах появления денег, и слепо повторяя за ним отнюдь не аксиоматические суждения, исследователи последующих времен, от Мальтуса до Стиглица, в корне ошибочно описывали происходящее в экономике.

    Автор этого фундаментального труда, наведшего шуму в западном мире и спустя три года добравшегося до России, считает, что в основе мировой экономики лежит не идея денег, как принято считать, а идея долга. Иначе говоря, Дэвид Гребер переворачивает с ног на голову устоявшееся представление о первопричинах мироустройства в материальном аспекте — его заявления сопоставимы в глазах всякого сведущего в экономике с допущением, будто не Авраам родил Исаака, а Исаак Авраама, в глазах всякого верующего. «Классические» теории предполагают, что деньги в какой-то момент истории человечества были изобретены как альтернатива не слишком удобной меновой торговле («я тебе отдаю кроличью тушку, а ты мне за это корзину яблок»). Теория, которую проповедует британский экономист и участник движения Occupy Wall Street, исходит из посыла, что деньги как идея существовали всегда, пусть даже не в виде монет и банкнот, и никто их не изобретал. Изобретены были долги — которые и стали впоследствии краеугольным камнем в фундаменте государств, империй, колоний, наднациональных объединений.

    А что нам, неакадемическим читателям, от подобных жонглирований терминами и ученых споров? Каков практический смысл в ознакомлении с этим «кирпичом» Дэвида Гребера? Есть несколько причин, чтобы взять книжку «Долг: первые пять тысяч лет истории» в руки, не испугавшись ни ее объема, ни встреч со специальной терминологией.

    Во-первых, Гребер претендует ни много ни мало на то, чтобы объяснить, как на самом деле функционирует экономика и почему она не может работать иначе. Полно на свете людей, которые дерзнули совершить нечто подобное, но Дэвид Гребер — из тех, кому удалось не оступиться и взглянуть на мир со всей возможностью рациональностью и незашоренностью. Ломка стереотипов — пожалуй, один из немногих по-настоящему эффективных методов пробуждения собственных мыслей: благодаря таким книгам начинаешь понимать, почему даже самые очевидные вещи опасно принимать на веру — особенно самые очевидные.

    Во-вторых, автор — прекрасный рассказчик, отнюдь не ударяющийся в пересказ длинного перечня фактов и цифр, а соединяющий необходимые ему наблюдения в масштабное полотно. Пропустив через себя соображения Гребера и посмотрев на экономику и политику его глазами, можно приобщиться к раритетной в наши дни цельной картине мира. За последние годы разве что Томасу Пикетти с его «Капиталом XXI в.» удалось выработать столь же свежее и многоплановое понимание действительности. Книга Дэвида Гребера читается как исторический роман с элементами детектива и криптографии — ей-богу, что-то вроде «Кода да Винчи», только на подлинном материале.



    «Потребительский долг — двигатель нашей экономики. Все современные национальные государства построены на основе бюджетного дефицита. Долг превратился в ключевой вопрос международной политики. Но, похоже, никто точно не знает, что это такое и как его осмыслить.
    Сила этого понятия проистекает из самого нашего неведения о том, что такое долг, из самой его гибкости. Если история чему-то учит, то ее урок таков: нет лучшего способа оправдать отношения, основанные на насилии, и придать им нравственный облик, чем выразить их языком долга, — прежде всего потому, что это сразу создает впечатление, будто сама жертва делает что-то не так. Это понимают мафиози. Так поступают командующие победоносными армиями. На протяжении тысяч лет агрессоры могли говорить своим жертвам, что те им что-то должны: они «обязаны им своими жизнями» (фраза, говорящая сама за себя) просто потому, что их не убили».
    50
    2,3K