Рецензия на книгу

• 

  Аноним18 августа 2025 г.

  "Только фаллос мог это свершить!" — Лоуренс, не скромничай, мы поняли твой месседж.

  Наконец одолела "Любовника леди Чаттерли". Эти два дня чтения ощущались как эпические страдания: роман-памятник собственному фаллическому культу, эмоции после прочтения — сплошное изнеможение.
  Претензия на прогрессивность обернулась грубым разочарованием. Роман лицемерит: по началу феминистские намёки тонут в море сексизма и фаллоцентризма к концу. Автор-мужчина навязчиво воспевает пенис, выдавая мужские фантазии за женское восприятие близости.
  Роман захлёбывается километрами мужского самокопания: мужчины у Лоуренса — малые тираны в пелёнках, чьё бесконечное нытьё о "высоком" давит, как головная боль. Страницы напыщенных монологов, где инфантильные мужчины ноют о мироздании, требуя от женщин благоговейного молчания. Оспаривать инфантильных всезнаек — непозволительная дерзость. Женщины у Лоуренса — эротическая карикатура, и в книге две крайности: либо неудержимая похотливая нимфоманка, либо фригидная снежинка.
  Квинтэссенция кринжа и апофеоз абсурда: диалоги гениталий, многостраничные дискуссии о лобковых волосах, гомофобные тирады егеря ("лесбиянок — убить, а вот геи — безвредны").
  
  Душа Конни — кладезь непримиримых крайностей: сегодня егерь — ненавистный мужлан, испортивший жизнь (срочно уходить!), завтра — незаменимый источник блаженства (да что он, в сущности, сделал?). В тисках этих чувств она мечется, словно маятник на маниакально-депрессивных качелях: лишь вчерашнее «исчадие ада» ныне — предмет обожания; пафосные монологи о спасении бегством растворяются в сладостных воспоминаниях экстатических судорог. Эта лишенная логики эмоциональная буря оставляет лишь ощущение полной невменяемости главной героини.
  
  И венчает эту галерею странных отношений — отцовская любовь. Взгляните, как сэр Малькольм являет миру свой особый восторг:
  
  
  

  
  "Сэр Малькольм сиял. Конни была его любимица, ему импонировала в ней женщина. Она не то что Хильда, ничего не взяла от матери, или почти ничего. Он всегда недолюбливал Клиффорда и теперь был счастлив и как-то особенно нежен с дочерью, как будто неродившийся младенец был зачат им самим."

  
  ЗАЧАТ ИМ САМИМ. Боже правый! Отец. О беременной дочери. Жуть чистейшей воды.
  
  Финал — пытка. Стремясь искусственно растянуть повествование, автор утонул в беспощадной детализации жизни и переживаний гондольеров. Эта водянистая лагуна описаний настолько затопила кульминацию, что последние страницы читались с ощущением удушья и почти физической потребности в освобождении.
  
  Твердая троечка.
  
  Да отпустят мне небеса сей грех осуждения: под личиной классики Лоуренс явил миру лишь физиологический натурализм и топорность форм. Молитвенно каюсь — не узрела в тексте ни глубины, ни величия. Лишь патологическую нелепость да эстетическую грязь, что кощунственно рядится в ризы высокой литературы.
  
  P.S. Автор эксплуатирует слово «покойно» с таким рвением, будто ему платят за каждое упоминание. Поверьте, к середине книги я была готова платить — лишь бы он остановился. Этот нарочито-умиротворяющий рефрен не успокаивает, а доводит до нервного тика.
  

  Содержит спойлерыОткрыть

  11

  526