Рецензия на книгу

• 

  Lenisan8 августа 2015 г.

  "К сожалению, это оказалась волына. Волына вроде бы похожа на устареллу или новеллу, только длинная и скучная"
  (М. Успенский, "Там, где нас нет")

  Среди проблем, которым я не хочу уделять своё внимание, проблема коллективизации в советской деревне времён нэпа занимает почётное место. Трудно найти что-либо, интересующее меня ещё меньше, чем борьба с кулаками и организация артелей назло классовым врагам. Собственно, из всех литературных направлений соцреализм кажется мне самым скучным и уродливым, за некоторыми счастливыми исключениями, когда за дело берётся настоящий талант. Такова моя личная, субъективная позиция, и роман товарища Кочина «Девки» в целом совершенно её оправдывает: скука, предсказуемость, совершенно шаблонные партийные деятели и активисты, характеры которых можно описать, не открывая книгу, потому что в подобных романах они всегда одинаковы и говорят одни и те же слова, плюс краткий (на пол-книги максимум!) курс революционной истории, над которым хочется повеситься с тоски, а также самая вкусная изюминка – неповторимые любовные линии. Ну, это когда диалоги влюблённой парочки вертятся вокруг того, кто из них лучше понимает марксизм-ленинизм, да какие задачи ещё стоят перед партией, а в конце кто-нибудь резюмирует: «Ох, и заживём мы с тобой!». Больше всего Кочин напоминает мне писателя по фамилии Громов – кто читал «Библиотекаря» Елизарова, тот поймёт.

  Несмотря на всё это, даже мне, воротящей нос от подобных произведений, роман «Девки» не показался всё-таки совершенно безнадёжным. Отстраняясь от личных впечатлений и пытаясь оценивать более-менее объективно, могу его даже похвалить сразу по нескольким пунктам:
  1. Язык повествования.
  В сущности, соцреализм именно такой стиль и предписывает: использование народной речи, местных диалектовых словечек и всяческих пословиц. Авторский язык от речи персонажей не так уж и отличается, разве что более связный, но сразу чувствуется, что родом писатель из той же самой деревни. Фразы простые и короткие, зато пояснений в конце романа – несколько страниц, все эти «переярки», «кривулины» и «чарусы», которые, надо полагать, были хорошо знакомы целевой аудитории, но современного человека могут и в тупик поставить. Так вот, обычно мне не нравится подобный стиль, но у Кочина выходит так сочно и ярко, что уже одно это не даёт назвать его бездарностью и заставляет к роману присмотреться.
  2. Чувство юмора.
  Кочина выгодно отличает добродушная ирония, с которой он пишет и о своих родных местах, и о персонажах своей книги. Над тем, как крестьяне из Немытой Поляны стараются обмозговать марксистские идеи, нельзя не улыбнуться. Юмор, возможно, немножко топорный, но некоторые пассажи я даже выписала себе на память, например, чудо-рассуждения одного из героев о Пушкине:
  

  
  — Пушкина за крестьянский класс застрелили империалисты иностранцы. Когда Пушкину приказал царь: становись в ранжир и угнетай крестьянство, он отказался и уехал в цыганы. Цыганом три года ходил, потом перепели его в арапы. Тоже невысокая должность, последнее дело; Вот он и стоял за наш класс. Мы оба стоим за наш класс. Не всякий это поймет и примет во внимание.

  Герои очень мило и с большим апломбом говорят ерунду, тянутся к культуре, попутно осваивая буквари, и вся эта мешанина из новых идей, краем уха где-то услышанных, и старых представлений выглядит забавно и трогательно. В предисловии автор, обращаясь к читателю, иронично и совершенно беззлобно отзывается о крестьянах, пока ещё закоснелых в своей темноте, суевериях и обычаях, и явно очень любит своих персонажей, которые хоть и глупости городят, но всё-таки движутся вперёд, а не топчутся на одном месте. Конечно, удержаться от героического пафоса Кочину не удаётся, но спасибо и на том, что он применяет его только в самых унылых и скучных местах, которые хуже всё равно не сделать, а повседневную жизнь предпочитает описывать с юмором или искренним сочувствием, просто и без лозунгов.
  Да что там говорить, если Кочин даже над соцреализмом поиронизировать успел:
  

  
  Писатели эти не иначе как большие деньги за это получают. Слышно, как только писатель напишет, что мы мужики к социализму больно уж радеем, то ему сразу прибавка. Так и вы, товарищ слесарь.

  3. Жуткая реалистичность.
  Описание крестьянского быта российской глубинки прошлого века (и предыдущих веков) - для меня это ужасы почище Стивена Кинга. Я не люблю об этом читать, потому что это действительно дико и страшно, особенно когда речь заходит о жизни женщин. Нарисованную Кочиным картину ещё можно назвать мягкой, многую жуть он упоминает лишь мельком, как нечто совершенно обыденное, но легче от этого не становится. Дают ли больному внутрь толчёное стекло, насилуют ли девушек или рассуждают о том, что "вдова - человек мирской, кто её в тёмном углу зажал, тот ей и хозяин" - я тихонько сжимаюсь от ужаса и мысленно прошу Кочина быть чуть менее убедительным. Но увы, веришь ему, веришь во всю эту жуть, не зря он, видимо, ученик Горького, чьё "Детство" мне только что в кошмарах не снилось. Так что убедительность быта - третье достоинство книги.
  4. Тесно связанная с ужасом "женская тема".
  Тут, в общем, и название, и аннотация говорят сами за себя. Не скажу, что Кочину так уж ярко удалось показать переход деревенской девки от бесправной скотины к осознанию себя человеком, как раз с развитием персонажей у него что-то не клеится, но общая картина тяжёлого положения женщины вышла неплохо. Чего стоит одно только тошнотворное описание смотрин, когда сватьи оценивают невесту по всем статьям, будто лошадь выбирают; следом идущая свадьба и того хуже... Ну а мне приятно читать что-то такое, почти феминистическое, что уж тут.
  

  
  — Виданное ли это дело? Подумаешь только, баба с мужем не хочет жить — и не живет, захочет не подчиниться — и не подчинится, задумает в делегатки попасть — и попадет. Ежели так будет долго продолжаться, как же нам можно будет жить, Миша?

  5. Некоторые эпизоды неожиданно хороши.
  В целом роман меня совершенно не тронул, если приступы ужаса в расчёт не брать. Никому не сочувствовала, ни в кого не поверила, за рабочие артели душой не болела, господи, как за них вообще можно болеть душой, ещё бы предложили попереживать, выполнит завод план или не выполнит. Персонажи все безликие какие-то, психологизм ущербный, скучно. Но несколько страниц всё-таки удались по-настоящему, без оговорок, это страницы Мастера. На мой взгляд, смерть Наташки - лучший эпизод романа (и это не спойлер, ибо Наташка - персонаж эпизодический и быстро забывающийся). Коротко, без размазывания соплей, а как живо передаёт все чувства человека, присматривающего за умирающим - и жалость к нему, и животный страх, и желание, чтобы всё это скорее прекратилось, и злость на себя за такие желания... и последние слова умирающей - потрясающая находка, они совсем простые и вместе с тем врезаются в память. Жалоба, протест, страх...
  

  
  Парунька, плача, подошла к ней. Наташка пыталась сказать что-то...
  — Ни... не надо! — пропищала она.
  — Чего не надо? — в ужасе спросила Парунька.
  Клокотание вырвалось изо рта Наташки:
  — Нии... не надо умирать... — прошептала она, вытянулась и уронила холодные руки...

  Отдельно, может, и не так хорошо смотрится, но как завершение эпизода - это нечто.
  6. Маленькие находки для тех, кому хочется позлословить.
  Для меня, например. Вот беседуют два партийца, и один другому говорит, мол, как же так, мы врагов били, белых били, а теперь вот в родном селе порядок не можем навести, не можем всех сколотить в артель, а кулака этого, Канашева - застрелить к чертовой матери. Как же, мол, так? И дальше начинаются умные речи о том, что обычай - он хуже зримого врага, его искоренить труднее, и зла от него больше... А ты сидишь и думаешь: ой, как жалко, что несогласных нельзя просто расстрелять и всё, обычно-то ведь так и делали, да, ребята?.. И немало ещё можно найти таких мест, где автор имел в виду одно, а я почему-то вижу совсем другое. Ну или задумываюсь, как же строят новый мир эти ребята, у которых такая каша в голове, что сам писатель над ней посмеивается?
  7. Кстати, о кулаке.
  Вот тут совсем неожиданно: автор попытался сделать образ деревенского кулака не совсем однозначным. Небывалое дело. Канашев вроде бы и сволочь, и преступник, и домашний тиран, всё как положено, но в финале романа находится кое-кто и похуже, а сам себя он сравнивает с противостоящими ему партийцами, говоря, что и у них, и у него есть твёрдая позиция, вера в своё дело, за которое не страшно и голову сложить. В самом конце книги автор вкладывает важные слова именно в уста Канашева, на краткое время тот становится героем-резонёром. По-моему, ход оригинальный, особенно на фоне общей шаблонности романа.

  А больше мне нечего похвалить. Не самый плохой представитель нелюбимого мной направления, честно признаю его достоинства, но недостатки в моих глазах перевешивают, не понравилось мне. Горячие прения на революционные темы одних дураков с другими дураками читать скучно до одури, тема и идея - вовсе мимо, прыжки от убедительных бытовых зарисовок к безжизненным картонным партийцам быстро надоедают. Кое-где логика даёт откровенные сбои. Не ужасно, не хорошо. Серо.

  25

  286