Рецензия на книгу
Чапаев и Пустота
Виктор Пелевин
Аноним29 июля 2015 г.У пустоты так много лиц,
Так много масок и имён,
Её Великое Ничто
Следит за мной со всех сторон.
Скольжу в себе по пустоте,
Меняю шифры и замки,
Всегда один и против всех
Терзаю сердце и мозги…
«Агата Кристи», «Алхимик»Предупреждение: в тексте содержатся неявные спойлеры!
А вы встречались когда-нибудь со своей внутренней Пустотой? Впрочем, нет, лучше так – как изменило вас это пренеприятнейшее событие? Потому что каждому человеку свойственно в один не самый прекрасный момент своего существования задуматься о бессмысленных и безответных вопросах о месте личности в мире, смысле жизни и прочей экзистенциальной ерунде… А потом люди обычно делятся на две группы. Первая, к которой я отношу и себя, загоняет подобные мысли куда-нибудь в дальний угол сознания и возвращается к надёжной и приземлённой обыденности. А размышления о недобром и вечном если и всплывают на поверхность в меланхолично-депрессивные моменты, то форму принимают философскую и отвлеченную, нисколько не мешающую восприятию окружающего мира. Короче, мы сводим идею к бессодержательной диалектике, тем самым избавляясь от неё на неопределённый промежуток времени.
Есть ещё представители другой группы, к которым отнесём и главного героя романа – тонко чувствующего и страдающего петербургского интеллигента. Они столкновения с Пустотой не выдерживают. (Обойдём стороной вариант, что именно они – молодцы, и их путь единственно верен, потому что позволяет отречься от материального мира.) Вся эта софистика с реальностью, которой нет, потому что всё вокруг – иллюзия, созданная чьим-то больным воображением, сводится к простейшей идее бегства от реальности. Куда деваться человеку, который не способен принять окружающую действительность? Как ему спрятаться от «быка, который мечется в музейном зале воспалённого сознания», круша всё на своём пути? Лучший вариант – стереть мир вокруг и на его месте создать новый, с абсурдными метафизическими законами, и поселиться в нём, пока граница между сном и явью не сотрётся окончательно.
Концовка романа оставляет в сознании чёткий образ – ярко освещенная комната с белыми стенами, внушительная фигура Тимура Тимуровича, участливо склонившегося над пациентом, неподвижно лежащим на кушетке. На губах последнего – тень от блаженной улыбки, а глаза незряче устремлены в невидимые дали. Во Внутреннюю Монголию, не иначе. Классическое завершение постмодернистского эксперимента с сознанием. Можно, безусловно, развить идею до почти религиозной концепции «вечного кайфа» в некоем пространстве Нигде и порадоваться подобному счастливому исходу. Однако с чисто практической точки зрения та трактовка сюжета, которая за реальность принимает современный мир с дурдомом номер 17, выглядит логичной и закономерной. Чапаев, Анна и Котовский вполне могут быть следователем, адвокатом и свидетелем в пространстве самосознания, ищущего выход (а точнее, вход) в безграничные миры, существующие исключительно у нас в голове. А Петька, четвертый, старательно бьётся лбом в наглухо запертые двери в попытке уйти от преследующей его Пустоты. И у него получилось, тут уж ничего не скажешь. К добру или к худу, но переход из реальности в сон (или в обратную сторону) прошел почти идеально.
Вопрос о том, что есть реальность, а что – сон, Пелевин оставляет открытым, и правильно. В этом и состоит основная прелесть романа: сюжет, постоянно перетекающий из одной реальности в другую, заставляет задуматься о тех самых экзистенциальных вопросах. Замечательна и форма, в которую автор воплощает идею Пустоты. Чудесны маленькие истории-зарисовки с Кавабатой, Шварценеггером и галлюциногенными грибочками. Они скрепляют магистральную линию деталями и аллюзиями, постоянно вплетающимися в ткань повествования, сдобренного, кроме психологизма, политикой и социальными проблемами. В какой-то момент традиции магического реализма переходят в фантасмагорию с Буддой, загробным миром и прочей сверхъестественной чушью – напрашивается аналогия с усугубляющимся психозом пациента. Зато идея катарсиса и закольцованности событий, хоть и не нова, но смотрится очень органично. И просто прекрасен вопрос анкеты, настигающий читателя, когда тот уже расслабился и приготовился закончить произведение прагматической ноткой:
«102. Кто создал Вселенную?
а) Бог;
б) Комитет солдатских матерей;
в) Я;
г) Котовский.»«Чапаев и Пустота» - роман, над которым очень сложно размышлять рационально. Он вносит такой сумбур в повседневные мысли, что это сравнимо лишь с теми же экзистенциальными вопросами. Тем не менее, приятно дергать за ниточки и смотреть, куда приведёт та или иная теория, никуда, в конечном итоге, не ведущая. В конце концов, о чём рассуждать, если «для тебя карма…, для меня дхарма, а на самом деле один хрен. Пустота. Да и её на самом деле нету».
15200