Рецензия на книгу

• 

  VitalyPautov5 июля 2025 г.

  Прекрасно, что о сюжете можно вовсе не говорить, и так все знают или догадываются. Никаких сюрпризов: персонажи воюют на войне. Об изобразительных средствах говорить можно, но я особо не стану, они меня не удивили. С ними, пожалуй, всё хорошо, достойная работа писателя, просто не удивили. Хочется говорить о композиции.

  Композиция, возможно, главенствует в этой повести. Прежде всего она провоцирует тот э/аффект, который я, читатель, чувствую при чтении. Как расположены главы, какие эпизоды следуют за какими внутри глав, какие детали выделяются внутри эпизодов — это основное средство Некрасова, как мне увиделось.

  Иллюстрирую седьмой главой второй части. Там полковник, командир дивизии, вызывает Керженцева (главный персонаж) к себе, обсудить взятие сопки. Мне даже стало противно от того, как себя ведёт полковник, какой он лощёно бравый, как непринуждённо он ставит дикую задачу. И противно мне было больше от того, как изображён полковник — скорее, комплиментарно, чем нейтрально. Но потом — раз! — и резко картина меняется.

  «Возвращаются саперы. Вволакивают что-то внутрь - тяжелое и неуклюжее. Гаркуша вытирает лоб, тяжело дышит.
  
  

  • Бояджиева ранило, - грузно опускается на койку. - Челюсть оторвало.

  
  
  Бойцы молча, тяжело дыша, усаживают раненого напротив, на другой койке. Он, как неживой, валится на нее, обмякший, с бессильно упавшими на колени руками, с опущенной головой. Она обмотана чем-то красным. Гимнастерка в

  • Назад возвращались… Увидел… из минометов начал. Кольцова убило… Следов даже не нашли. А ему вот - челюсть.

  сть.


Раненый мычит. Мотает головой. У ног его уже небольшая, круглая лужица крови. Маруся снимает повязку. Сквозь ее мелькающие руки видны нос, глаза, щеки, лоб с прилипшей прядью черных волос. А внизу ничего, черное и красное. Руки беспомощно цепляются за колени, за юбку. И мычи
• Лучший боец был, - устало говорит Гаркуша.
орит Гаркуша.

Пилотка с головы его свалила
• Пятьдесят штук сегодня поставил. И слова не сказал…
ил. И слова не
• Зря, значит, все ставили?



• Зря, значит, все ставили?


Я ничего не отвечаю.

Раненого уводят.

Саперы, выкурив по папиросе, тоже уходят.

Я долго не могу заснуть».

Такими контрастами, доходящими до обнажаемых противоречий, композиция «В окопах Сталинграда» тормошит читателя регулярно. Я привёл самый запомнившийся случай.

Другой важный слой повести куда более тонок. Это, я бы сказал, эпизоды чувственных наблюдений. Большую часть страничного времени персонажи чем-то заняты, а тут рассказчику удаётся (или приходится) как бы остановиться и оглянуться (и внутрь себя оглянуться тоже). Пример — из двадцать четвёртой главы второй части, перед которой майор отправил людей в безнадёжную открытую атаку.

«Лежу, затаив дыхание. Рядом кто-то стонет: «А-а-а-а...» Больше ничего, только «а-а-а-а...». Равномерно, без всякой интонации, на одной ноте. Я не знаю, сколько времени так лежу. Боюсь шелохнуться. Во рту полно земли. Скрипит на зубах. И кругом земля. Кроме земли, я ничего не вижу. Сверху — серая, мелкая, как пудра, а ниже глина — красновато-бурая, потрескавшаяся, отдельными грудками. Ни травы, ни сучка, ничего, только пыль и глина. Хоть бы червяк какой-нибудь появился. Если повернуть голову, видно небо. Оно тоже какое-то гладкое, серое, неприветливое. Вероятно, снег или дождь пойдет. Скорее снег, у меня мерзнут пальцы на ногах.
<...>
Начинает идти снег. Сначала мелкий, не то снег, не то крупа, потом большие мохнатые хлопья. Все вокруг становится сразу белым — земля, лежащие люди, брустверы окопов. Руки и ноги начинают мерзнуть. Уши тоже. Я подымаю воротник».

Снова с точки зрения композиции: такие эпизоды утоньшают это произведение и, наверное, делают его литературой. Впрочем, без «окопных» эпизодов эффекта бы тоже не вышло.

Остаётся добавить, что концовка дана так, будто всё опять начинается сначала, и далее по кругу. Формально композиция не кольцевая, но содержательно она такова. Это возвращает нас к вечному вопросу о соотношении содержания и формы, который я уже тут подымал однажды.