Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

The Goldfinch

Donna Tartt

  • Аватар пользователя
    herber_baby1725 июля 2015 г.
    Мы не можем выбирать, чего нам хочется, а чего нет, вот она — неприглядная, тоскливая правда. Иногда мы хотим того, чего хотим, зная даже, что это-то нас и прикончит.

    Признаться, очень сложно выразить словами хоть какую-то долю чувств, если таковые еще остались после того крещендо, что отгремело в душе, когда я перевернула последнюю страницу. Что можно сказать о Щегле? Нет, не так. Что еще можно добавить о Щегле, после такого оглушительного первоисточника? Да пожалуй, что ничего.
    Ни одна рецензия не передаст роскошь и продуманность этого романа (именно романа, и не только из-за объема), но я попробую, разумеется.
    С Щеглом я познакомилась благодаря любопытству. Он был востребован и все хотели прикупить именно эту книгу - вуаля! Первые пятьдесят-сто страниц раскрылись передо мной легко, словно это я вспоминала прошлое, словно это я шагала по улицам Нью-Йорка. Удивительное дело, правда? Как легко и быстро ты угодил в эту ловушку, как и Тео навсегда стал заложником картины, так и Щегол утянул меня в себя. Да, эпизод с Барбурами почему-то дался мне тяжелее всего в романе, но потом, словно и не было ничего, а уже все закончилось. Конечно, отчасти этому способствовал трюк с Борисом - он появился как чертик из табакерки, эдакий джокер в раскладе, трикстер, который не подстраивается под обстоятельства, а перекраивает их под себя (так или иначе).
    Что поразило в романе - не обилие наркотиков или то, как Тео старательно противился общепринятой морали и шел к темным началам себя, не маргинальная жизнь Бориса, не обстоятельства, а то, с какой чуткостью и вниманием Донна Тартт прописала такое неимоверное количество деталей в романе - тут мать Тео говорит о смерти перед собственно самой смертью, тут упоминание про кражи предметов искусства, про их разрушение в результате халатности воров, там Борис рассуждает о теории случайности и о хаосе добрых дел, это зоркое око постоянно направляет наш взгляд на небольшие вещицы, которые вроде как и роли не играют, но играют и колоссальную. Сережки- изумруды в ушах Китси, Энди и его напутствие, Хоби с его мудростью и добротой, маленькая собачка в большом городе, необъятная и непостижимая душа Бориса, литературные и культурные отсылки. Тот же Идиот, Большие надежды, Оливер Твист, Роулинговский Поттер, Экзюпери, Чехов - Донна Тартт удивила и порадовала таким роскошным выбором книг, так или иначе связанных с романом, хотя конечно, это можно (и даже нужно) разобрать подробнее и беспристрастно то, как Борис сравнивает Тео с Поттером, а сам Тео намекает на Диккенса.
    И еще. Отличительной чертой романа является культура обладания. Донна Тартт затронула настолько тонкую и глубокую грань в современном (хотя почему только современном?) обществе. Мы совершенно разучились обладать вещами. Не хранить, а именно обладать. Предметы искусства служат проводниками к прекрасной жизни, которую каждый так или иначе жаждет прожить хоть немножко. Будь то картина, фильм, книга, музыкальное произведение, выступление - творчество во всей его роскоши и первозданной необузданности является перед творцом и он, этот избранный Прометей, должен принести его в мир, к людям, как свет и надежду. Вот о чем Щегол, о том, как такой предмет искусства может круто и навсегда изменить твою жизнь всего лишь одним своим появлением. И ты не сможешь устоять перед ним, потому что, как говорил Ницше, голос красоты звучит тихо, но проникает только в самые чуткие уши.
    И все же, и все же.
    Что можно сказать о Щегле, после самого Щегла? Ни одна рецензия не передаст этого. Есть книги, которые надо не просто прочитать, но и пережить все, что произошло с героем вместе. Эта книга как раз - таки об этом. Переживайте и наслаждайтесь этим переживанием, смакуйте роман, как изысканное блюдо, ведь впереди отчаянные поиски хоть чего-то, что отдаленно напоминает и утягивает так же легко и глубоко, как произведения Донны Тартт.


    Источник великой печали, которую я только-только начинаю осознавать: нам не дано выбирать себе сердца. Мы не можем заставить себя хотеть того, что хорошо для нас, или того, что хорошо для других. Мы не выбираем того, какие мы.
    Потому что разве не вдалбливают в нас постоянно, с самого детства, непреложную культурологическую банальность?.. Начиная с Уильяма Блейка и заканчивая леди Гагой, от Руссо до Руми, «Тоски», «Мистера Роджерса» — одна и та же до странного неизменная сентенция, с которой согласен стар и млад: что делать, если сомневаешься? Как понять, что для тебя правильно? И любой психотерапевт, любой специалист по профориентации, любая диснеевская принцесса знает на это ответ: «Будь собой». «Следуй зову сердца».
    Только вот, пожалуйста, пожалуйста, разъясните-ка мне вот что. А что, если у тебя такое сердце, которому нельзя доверять?.. Что, если сердце по каким-то своим непостижимым причинам заведет тебя – вполне умышленно, в облаке невыразимого сияния – подальше от здоровья, семейной жизни, прочных общественных связей и вялых общепринятых добродетелей прямиком в ослепительный жар погибели, саморазрушения, беды? Может, Китси права? Если само твое нутро поет, зазывает тебя прямиком в костер, то может, лучше отвернуться? Залепить уши воском? Не обращать внимания на изощренное счастье, которым заходится твое сердце? Послушно взять курс на нормальность, к восьмичасовому рабочему дню и регулярным медосмотрам, к прочным отношениям и стабильному продвижению по карьерной лестнице, к «Нью-Йорк Таймс» и воскресным обедам, все – с прицелом на то, что когда-нибудь ты вдруг станешь настоящим человеком? Или – как Борису – хохоча, отдаться полностью священному безумию, что выкликает твое имя?
    Это не про то, что видят глаза, а про то, что видит сердце. Величие есть в мире, но то – не величие мира, величие, которое миру не постичь. Первый проблеск чистейшей инаковости, в присутствии которой ты весь расцветаешь, распускаешься, распускаешься.
    Личность, которой тебе не надо. Сердце, против которого не пойдешь.
    12
    79