Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

The Goldfinch

Donna Tartt

  • Аватар пользователя
    Аноним16 июля 2015 г.

    В последние месяцы жизнь моя напоминает песню "Несчастного случая" про график. Но тут уж ничего не попишешь - лето, сезон на работе, много планов, нуждающихся в реализации, много желаний, ради которых приходится быть самой себе феей. А потому рецензии я стала писать рваные, короткие. Так, и не рецензии вовсе, а заметки на полях, для памяти. Да и книги все старалась выбирать покороче, чтобы хоть за неделю прочитывать. Донна Тартт внесла в мои планы некоторые поправки. Ее "Щегла" я начала читать 27 июня. Сегодня - 16 июля. И ведь 800 страниц - это не так и много. С одной стороны. Но вот плотность текста решает все.

    Тартт не из тех авторов, которые берут сюжетом. Ее не посоветуешь почитать любителю детективов или экшина. Да и фанаты слезливых дамских романов тоже курят в сторонке. Динамичность сюжета сведена почти к минимуму, а те доли быстрого действия, которые в книге встречаются, все равно подаются нам через призму несколько заторможенного наркотиками восприятия рассказчика. Так что желания убивать, когда заставляют прерваться на самом интересном месте, не возникает.

    Нам рассказывают историю Тео (да вообще-то он сам и рассказывает). Тео был довольно счастливым и небедным ребенком, в семье которого, конечно, были нелады между родителями, но яркая и самобытная мама полностью перекрывала своим вниманием даже побег отца. Все было чудесно, радужно, перспективно, пока Тео с мамой по совершенно дурацким причинам не оказался в музее, где какие-то радикалы подложили бомбу, и мама Тео погибла. А на самого мальчика нежданно-негаданно свалилась одна из самых ценных в мире картин небольшого размера, которую он в шоковом состоянии утащил с пожарища.

    А дальше начинаются его метания, шатания, терзания, размышления. Он хочет вернуть картину, но не понимает, как это сделать. Он напуган, изломан, травмирован, переживает горечь утраты, первую серьезную влюбленность, ужас перед будущим. И тут на горизонте появляется беглый папаша, утаскивает Тео в свой призрачный наркоманский мир игрока, где сам Тео быстро привыкает к расслабленности, неадекватности, алкоголю, наркотикам.

    Как ни странно, в дальнейшем жизнь Тео складывается довольно благоприятно, так как отец его через пару лет гибнет, и он оказывается в хорошем доме с чуткими и внимательными людьми. Но наркозависимость, посттравматический синдром, переживания из-за противозаконности хранения картины все же мешают ему вести нормальную жизнь.

    Как-то так выглядит сюжет, если попытаться изложить его не вдаваясь в подробности. В общем, ничего примечательного, если бы не картина, которая и исправляет многое в жизни героя. Но об этом прочтете сами, если решитесь. Я же скажу пару слов о самом Теодоре. Почему-то он не вызвал у меня положительных эмоций. Мне не было его даже жалко. И меня все время коробило то, что, судя по описанию всех его поступков, человек он недалекий, но, благодаря чрезмерным литературным ухищрениям Донны Тартт, язык его (ведь именно от его имени ведется повествование) - это язык рафинированного интеллектуала с очень и очень хорошо работающими мозгами. Мне кажется, что как-то так, такими образами, мог бы мыслить другой персонаж книги - Хоби. Мне он показался гораздо более интересным. Хотелось бы, чтобы характер его был раскрыт больше, чтобы он получил больше внимания.

    Наверное, этот диссонанс, да еще такая чрезмерная литературность, изысканность текста и заставили меня снизить оценку книге. Ведь из-за этого она кажется эдакой шуткой для своих, которые могут понять. Но, в отличие от того же Эко, Тартт даже не пытается сделать текст интересным кому-то, кроме посвященных в таинства литературных изысков, любителей вычурных метафор, знатоков культуры. Наоборот, она выпячивает эту "недлявсехность", тычет ею в глаза, бравирует. И это вызывает некоторое отторжение и даже нежелание вступать в клуб "Я не такой, как все, - я умнее". Хотя книга очень стоящая, красивая, богатая, насыщенная и грустная. И я безумно рада, что прочла ее.

    31
    132