Рецензия на книгу

• 

  Аноним3 июля 2015 г.

  Вялый народ эти датчане. Недаром викинги перед дракой нагрызались мухоморов.
  Михаил Веллер, "Ножик Сережи Довлатова"

  Эта, в общем-то, проходная фраза из книги Веллера вспомнилась сразу, с первых строк "Нильса Люне", да так и не ушла из головы до конца романа. Романа, который читался очень тяжело - 170 страниц текста я одолевал почти месяц, то и дело откладывая книгу в сторону и беря в руки другие. В целом пафос минувших столетий мне гораздо ближе, роднее и дороже, нежели современная ирония постмодернистского толка, но в данном конкретном случае очень хотелось снизить этот пафос как угодно, любыми средствами.

  А еще столь же неотвязным мотивом в голове крутилось известное стихотворение Зинаиды Гиппиус "Всё кругом", написанное почти исключительно прилагательными с редким вкраплением наречий. Мелькнула мысль использовать этот художественный прием, написав рецензию с помощью одних лишь имен существительных. И существительные эти - вялость, аморфность, тлен, тщета, бренность, хрупкость, непрочность, зыбкость, бесплотность, бестелесность, безнадежность, призрачность, эфемерность, неустойчивость, безволие, апатия, анемия...

  Всё это - при том, что собственно литературный талант Йенса-Петера Якобсена, автора романа, не вызывает никаких сомнений. Он мастерски владеет искусством психологически достоверного изображения характеров, у него прекрасный язык - несколько архаичный и тяжеловесный, но при этом богатый и выразительный. Но, видимо, дело в разнице менталитетов - со скандинавской литературой отношения не складываются давно и прочно.

  Очень удручает навязчиво звучащая на всем протяжении романа тема смерти - часто преждевременной и столь же часто немотивированной. Как-то уж слишком педалируется тема ухода из жизни молодой красавицы Эделе, тети главного героя, чье здоровье было расстроено постоянными балами (ей-богу, тут хочется примерить на себя маску поручика Ржевского из анекдотов или булгаковского Коровьева и глумливо спросить, отчего же не умерли прочие участники этих балов? или они тоже умерли, просто это осталось за кадром?), нестарой матери Нильса, друга его детства Эрика, так и не сумевшего реализовать талант художника...

  Под конец вообще создалось ощущение, что то ли героям просто надоело жить, то ли автору надоели герои, но смерти стали уж совсем скоропостижными и скомканными - трехлетнее семейное счастье Нильса, завершившееся смертью его жены ("вдруг весной Герда слегла и уже не встала с постели") и сына ("тогда-то, придя однажды с поля, он нашел своего мальчика совсем больным"), умещается в пять страниц текста. ПЯТЬ СТРАНИЦ. Между тем одно лишь решительное объяснение с фру Бойе занимает почти в два раза больше места. Не знаю, как вам, уважаемые читатели этой рецензии, но мне видится в этом что-то глубоко неправильное.

  Тема смерти не ограничивается собственно уходом из жизни героев. Точно так же, как люди, умирает и всё остальное - сюжетные линии (друг детства Фритьоф исчезает из повествования как-то вдруг), надежды (матери Нильса - на путешествие в дальние страны; самого Нильса - на поиски себя, на большие свершения и яркую жизнь; Эрика - на создание шедевра, соответствующего если не его таланту, то как минимум его амбициям, и т.д.), отношения (между Нильсом и фру Бойе, позже - между Нильсом и Фениморой)... Всё умирает, всё распадается, всё обращается в прах.

  Не самые светлые чувства вызывает и сам главный герой - он, по меткому выражению Стругацких, "красивый, но вьялый". Умный, образованный, интеллектуальный, тонко чувствующий - но лишенный жизненной силы, неспособный на решительные действия, один из без вести пропавших при переходе от слов к делу. В критические моменты он выступает в роли статиста, пассивной фигуры, безропотно принимая чужие решения и не совершая попыток переломить ситуацию.

  Вот примерно так. Но закончить хочется цитатой из совершенно другой книги - "Волкодава" Марии Семеновой:

  Гверн поинтересовался:
  

  • Если там уж так все неправильно, чего ради ты нам пересказываешь такую скверную книгу?

  
  Волкодав пожал

  • Книга, - сказал он, - вовсе не скверная, скорее даже наоборот. Тот, кто написал ее, владел пером лучше, чем я владею мечом.