Рецензия на книгу

• 

  Аноним28 мая 2025 г.

  Зиккурат эпохи потребления

  Виктор Пелевин – автор, к которому сложно быть равнодушным. Его либо боготворят как философа-провидца медийного века, либо списывают в категорию непонятых авторов “попсово-эзотерической шизы для умников”. В случае с Generation П я скорее на стороне первых: роман не только с ходу втягивает в гротескный, тревожный и до боли узнаваемый мир России 90-х, но и дает одним глазком взглянуть в не менее “позитивное” будущее.

  Роман начинается в ларьке-“батискафе”, на развалинах советской империи, где бывший студент-литературовед Вавилен Татарский торгует сигаретами и пытается понять, как жить дальше. Волей случая ответ он находит не в поэзии, а в копирайтинге: начинает сочинять рекламные слоганы для западных брендов, адаптируя их к “русской ментальности”. Так начинается его путь вверх – не только по карьерной лестнице, но и на зиккурат эпохи потребления, финалом которого станет ритуальный брак с богиней Иштар, воплощением потребительского экстаза.

  Generation П интересен тем, как Пелевин связывает древнюю мифологию с новой мифологией брендов. Тут, на мой взгляд, выбор шумеро-аккадского пантеона не случаен. В Месопотамии боги не были абстрактными концептами, как в греческой традиции, и не трансцендентными сущностями, как в авраамических религиях. Они были полноценными аватарами – по сути, брендами городов-государств.

  Статуи “живых” богов-аватаров носили по улицам, кормили, одевали, купали, развлекали (например, возили посмотреть на сражения армий). Им выстраивали зиккураты – ступенчатые храмы, где жрецы поднимались как можно ближе к небу: выше – значит ближе к влиянию, власти, видимости (узнаваемости). Боги были лицами своих городов, защищали их статус, но и требовали символические подношения за производимый “эффект присутствия” – примерно так, как сегодня работают бренды в цифровом пространстве, взимая с нас не только деньги, но и внимание, и время.

  Пелевин считывает это сходство – и отражает его: боги тогдашнего – бренды настоящего, а бренды настоящего – новые боги. Иштар, с которой Вавилен “сливается” в финале, – не только метафора материального желания, а буквально богиня, созданная в процессе “медиа-ритуала”, оживленный рекламный симулякр власти золота, которому приносят в жертву свое “я”.

  Брачный союз Татарского с Иштар есть окончательное растворение в логике массового потребления. Вавилен, пройдя путь от поэта-лирика до копирайтера-циника, становится главным жрецом, обслуживающим oranus-культ Иштар, в эпоху, когда медиареальность заполнила собой пустоту смыслов. Он сам превращается в аватар: симулякр, который “манифестирует” потребительскую сущность богини через цифровой образ. Важно здесь и то, как выстроен ритуал превращения: есть богиня, жрец-посредник (Фарсук Сейфуль-Фарсейкин), жертвоприношение (Азадовский), сакральная инициация (считывание диджитал образа). Только теперь всё это – не в святая святых зиккурата, а внутри храма рекламной машины, обслуживающей новые смыслы и потребление.

  Так Пелевин проводит тонкую линию от древних зиккуратов к современным офисам рекламных агентств, от священного к медийному. Современные корпорации так же “манифестируют” свой бренд – создают храмы (флагманские магазины, шоурумы), возносят свои месседжи до небес и заставляют миллионы поклоняться “значку”, покупая, лайкая, репостя, комментируя и т.д. и т.п.

  А ведь это только один пласт романа.

  Можно поговорить и о том, как показана постсоветская Россия 90-х, о том, как в страну проникала западная культура и капитализм, о преступности и “новых русских”, о политике как спектакле (кто помнит передачу “Куклы”?), о повальном увлечении эзотерикой и теориями заговора, о том, как роман отразил дух времени – десятилетия, в котором идеи советского Вавилона умерли, а зиккураты нового Вавилона власти рекламы и денег только начали строиться.

  Пелевин мастерски связывает воедино эти разные пласты. Реклама и миф, Восток и Запад, советское и капиталистическое – всё переплетено, отражая гибридность самой постсоветской культуры. Это придает роману глубину и многозначность: каждый образ несёт сатирический заряд и одновременно отсылает к чему-то большему, выходящему за пределы конкретной истории.

  Конечно, временами роман ощущается избыточным и переполненным сарказмом: некоторые грибно-ЛСДшные трипы затянуты, какие-то шутки (уже) кажутся плоскими, да и сами идеи частенько повторяются. Но общее впечатление от романа остаётся сильным и свежим. Видно, что текст не был придирчиво обработан редакторами, что добавляет аутентичности.

  Generation П – роман, который одновременно описывает 90-е, критикует медиареальность и выводит религию потребления на уровень религии классической, в то же время заставляя читателя задуматься о природе информации и смыслов как таковых.

  Саркастический, гротескный, стилистически смелый. Очень качественный роман с нотками философии и черного юмора, с подлинной тоской поколения, которое улыбалось солнцу, а выбрало Pepsi.

  4/5.

  Роман обязателен для перечитывания.

  18

  689