Рецензия на книгу
Дом кукол
К. Цетник
Аноним19 мая 2025 г."Снимком, брошенным на пол, кажется теперь прежняя жизнь..."
С этой книгой любому будет сложно. Потому что нормальным восприятием невозможно принять, что люди - это звери, хотя это действительно так, причём во все времена и на всех континентах. Странно, что мне, читающей не очень много азиатской литературы, тема сексуальных развлечений японских солдат в Корее, например, попадалась неоднократно, а вот как это было организовано у немцев - читала в первый раз. И тот самый розовый дом, где очень недолго содержатся девушки для "радостных обслуг" (недолго, потому что отсюда - прямиком в газовую камеру, если повезёт, или на публичное наказание, если совершила какой-то проступок - не понравилась офицеру и он уходя плюнул, если не повезёт, это дольше и больнее), отнюдь не единственное, от чего могут волосы встать дыбом, и даже, пожалуй, не самое страшное. На меня гораздо большее впечатление произвело описание жизни в гетто, со всеми подробностями питания, сна и даже существования буфета, где можно купить цианистый калий...
А начиналось для четырнадцатилетней Даниэлы всё почти хорошо: школьная экскурсия в Краков, посмотреть место упокоения её любимого поэта...
Завтра, рано утром, она со своими соученицами отправится в первую прогулку в Краков. Она выдержала дома целую бурю. «Не время теперь для прогулок… В воздухе пахнет войной…» — говорил ей отец.
— Какое отношение имеет война к школьной прогулке на место захоронения Мицкевича в Вавеле? Сегодня двадцать седьмое августа, а третьего сентября я уже буду дома вместе с классом. Так чего же бояться?Может, даже не столько Мицкевич её интересовал, сколько хотелось увидеться с братом-студентом. Она буквально себе представляла, как поджидает брата на улице и делает ему сюрприз. Сюрприз не получился... И вот уже за счастье, что не попала под шальную пулю, что не увезли в лагерь, что старый башмачник пожалел и взял на работу. А работа такая:
Наверху, над тряпичным залом, находится пошивочный цех, где непрерывно стучат сотни швейных машин. Их педали ходят ходуном, ударяясь об пол с такой силой, что внизу, в зале тряпок, этот стук воспринимается, как непрерывный и приглушенный гул. Люди давно свыклись с ним, как привыкают рыбаки, живущие у моря, к шуму волн.
Даниэла вытаскивает из кучи платье. Легче всего распарывать мужские дождевики: по бокам плащей идет длинный шов, и нож скользит по нему без помех. Тут есть время подумать, поскольку работа не требует особенного внимания и напряжения. Карманы не накладные — нет опасения, что сапожный нож для распорки может, упаси боже, надрезать ткань. Вся беда в том, что не позволяют выбирать из кучи. Каждый обязан брать то, что лежит перед ним. Это, в конечном счете, как кому повезет. Тут все в везении, в судьбе. Некоторые находят ведь иногда золотую монету, запрятанную в воротнике детского пальто.
Никто не знает, откуда привозят каждый день такое количество одежды. Все боятся спросить себя, где люди, что носили эту одежду, куда они делись, раздетые и голые люди? Все знают, что в окрестностях Бреслау находится грандиозный лагерь, где вся одежда подвергается тщательнейшему осмотру в поисках спрятанных в швах и складках ценностей.
Хорошую и новую одежду отправляют в Германию, потрепанная продается сапожной, организованной в гетто. Здесь она распарывается, из нее выкраивают верха для сандалий, закупаемых гестапо десятками тысяч для целей, известных только ему.Я не уверена, что эта книга имеет высокую художественную цену. Она написана бесхитростно, простым языком, и даже довольно сухо. Но я абсолютно уверена, что она написана не для того, чтобы покрасоваться, как часто бывает в наши дни, - вот, глядите, какую страшную тему я поднимаю, - потому что автор сам прошёл концлагерь и видел всё, о чём пишет. Поэтому дальше - без окололитературных рассуждений, немного цитат:
Когда гестапо требует людей для очередного транспорта, «юденрат» выбирает их из тех, кто нуждается в бесплатном питании. Уже ни для кого не секрет, куда исчезает уходящий транспорт, и несмотря на это, площадь перед харчевней запружена людьми. Люди перестали задумываться над будущим, им не важно, что будет с ними потом. Им ясно одно: теперь, сейчас, сегодня еще можно бежать в харчевню с пустой посудой в руках и вернуться домой с теплым супом для голодных ребятишек.
В прошлом на этих улицах жили одни евреи. Они, евреи, построили эти дома. Теперь в них живут поляки; те самые поляки, которые перед войной не переставая кричали, что евреи продают родину врагу! Стоило только появиться немцам, как эти ярые патриоты в течение одной ночи стали «народными немцами». Многие из них теперь с удовольствием прикрепляют к своей одежде знак нацистской партии, и в награду каждый из них получает — кто квартиру еврея, кто его предприятие.
«Но этот новый знак „Фельд хурэ“ — что он означает? — размышляла Даниэла. — Что общего между этим знаком и трудовым лагерем».
Девушка, лежавшая рядом, увидела, что Даниэла не спускает взгляда с выжженной на ее груди надписи.
— Нас отметили особой печатью, — сказала девушка.
— Что означает этот знак? — спросила другая.
Черноглазая объяснила:
— С сего дня и впредь мы являемся собственностью немецкого государства. Мои родители до войны промышляли лошадьми. За два дня до начала военных действий к нам пришли чиновники польского правительства и стали клеймить лошадей печатью «Собственность государства». С тех пор нам нельзя было пользоваться этими лошадьми. Тут-то же самое: поставленные на нас клейма — доказательства, что мы являемся собственностью немецкого государства. До конца войны мы являемся собственностью немецкого государства. Будет хотя бы кому о нас позаботиться. Не как в гетто, где мы безхозные, и каждый владеющий немецкой речью мог над нами издеваться и делать, что ему заблагорассудится.Эти бедные девочки, которые верили, что став собственностью государства, они почти спасены... Какая разница, кто они по национальности...
Он вдруг ощутил страшную боль вокруг глаз. Со всего тела, с кожи, с корней волос струилась боль к глазам. Слезу… Пожалуйста, одну единственную слезу…87324