Рецензия на книгу

• 

  corneille18 мая 2025 г.

  да, вы больны, но жалости не вызываете, у вас остались духовные радости

  за шесть месяцев до смерти пруст сказал селесте альбаре, своей секретарше, что он написал слово 'fin'. конец. замысел был готов давно, но его воплощение случилось значительно позже. последние полгода жизни пруст редактировал весь текст, и, поскольку этот том, как и два предыдущих, при жизни автора опубликованы не были, то в них явственнее проступают сюжетные дыры и лакуны, которые обусловили многократное вхождение в одно и то же помещение героев, путаницы, несостыковки. в некотором смысле по этой же причине можно объяснить меньшую метафоричность заключительного тома.

  главный герой, несколько лет отсутствовавший в париже по причине слабого здоровья (о чем прямо говорится впервые), обнаруживает в салоне людей, с которыми он встречался больше десяти лет назад, и понимает, как они постарели.  время беспощадно ускорилось.  герой замечает в тех, кто остались живы, дряхлость, дрожащие конечности, впавшие щеки, посеревшие лица. кто-то, как шарлю, опустились до ничтожного состояния и почти до слабоумия. кто-то, как франсуаза, могут похвастаться крепким здоровьем и живостью ума в столь преклонном возрасте. даже главный герой сильно изменился. во втором томе герой не сказал бы таких слов:

  
  нельзя жертвовать собственным здоровьем и благополучием ради того, чтобы раскрыть тайну, которая в один прекрасный день перестанет волновать

  удивительные метаморфозы настигли и мореля: сперва он мобилизован, позднее дезертировал, теперь же выясняется, что он служил в бюро новостной периодики. в итоге он становится добровольцем, решившим уйти на фронт. что представляется странным, учитывая его сомнительный моральный облик. до конца намерения пруста в отношении мореля остаются неясными: изменился бы образ мореля так, как и у сен-лу? сен-лу, безупречный и преданный друг, но отнюдь не любящий супруг, у которого, как и у его родственника, проявляются гомосексуальные наклонности. жильберта, кажется, не расстроилась, но испытала на себе влияние мужа: она теперь зачитывается "златоокой девушкой" бальзакаи всё больше, даже внешне, походит на свою мать, так что она два раза сказала герою: "вы меня принимаете за мою мать", что было совершенной правдой. котар и  ла берма, умершие в предыдущих частях, воскрешены - котар шутит, а берма лучше бы и не возвращалась: рашель, бывшая любовница сен-лу, сияет на театральном олимпе и унижает всеми забытую и покинутую актрису театра. кому больше не суждено появиться на страницах романа, так это сен-лу. война, показавшись на страницах романа пруста, забирает и друзей.

  уж кто остался прежним, так это блок. внешне и внутренне он все тот же, поменялось только имя:

  
  'мне с трудом удалось узнать моего товарища блока, теперь, впрочем, носившего не просто псевдоним, но новое имя - жак дю розье, для обнаружения за которым «сладостной долины» хеврона и «цепей израилевых», пожалуй, окончательно разорванных моим другом, потребовалось бы чутье моего деда'
  
  — перевод к. акопяна

  мы помним, что блок стал литератором, однако пруст плавно подводит нас к тому, что обретение псевдонима было вызвано другими причинами, а именно, еврейским вопросом и вытекающим из него желанием блока скрыть свое еврейское происхождение. здесь же нас отсылают к событиям первого тома, когда в гости к рассказчику пришел блок, на что дедушка рассказчика, недовольный тем, что его внук выбирает себе в друзья отнюдь не самого лучшего еврея,

  
  'почти всегда напевал 'о бог наших отцов' из 'жидовки' или 'израиль! порви свои цепи'. он, конечно, напевал только мотив ('та-ра-рам, татим, татам'), но я боялся, что мой товарищ узнает мотив и вспомнит слова'
  
  — 'в сторону свана', м. пруст

  тем самым рассказчик, как комментирует переводчик к. акопян, прекрасно осознает антисемитский подтекст шутки дедушки. в заключение же первой цитаты прозрачно намекается, что благодаря новому (французскому) имени людям, не таким внимательным, как его дедушка, будет трудно догадаться о еврейском происхождении блока.

  одним словом, все изменилось - в лучшую или худшую сторону. кому-то старость позволила наконец проявить те качества, которые в молодости и при тех обстоятельствах казались бы немыслимыми. если раньше легранден не снизошел бы до разговора с блоком, то спустя двадцать лет он сделался с ним чрезвычайно любезен. люди не статичны: и по своей природе, и в нашей памяти. они меняются по мере нашей забывчивости.

  искусство ради искусства?мысль о том, что по степени значимости искусство превосходит реальность и что именно через искусство мы воспринимаем жизнь во всей ее полноте, преследует последний том. под его же воздействием находятся наши чувства, ощущения и впечатления. как мы помним, боттичелли способствовал возникновению чувств сванна к одетте, а витражи церкви помогли герою увидеть герцогиню германтскую в совсем ином свете. искусство вездесуще, искусство, как отметил один из исследователей, занимает у пруста место бога. искусство правдивее, честнее, чем реальность. поэтому и истину мы должны искать в искусстве, а не в жизни.

  как отмечает к. акопян, не только своим романом, его важнейшими характеристиками, но и самой историей написания пруст со всей аргументированностью возражал против безудержного возрастания темпа человеческого существования. как представляется, именно неприятием подобной спешки он существенно отличался от вечно спешащих современников. как минимум это обстоятельство не позволяет его относить к числу модернистов. как прекрасно заключает акопян: "пруст был по-современному мыслившим и чувствовавшим традиционалистом, неразрывно связанным с творчеством классиков". пруст предугадал действительную суть вещей:  искусство в эпоху скоростей и правда стало донельзя лаконичным.

  многих творцов, которых перечисляет пруст в романе, он оценивает не высоко. они не соответствуют его требованиям. основывать искусство на догмах религии или этики для назидательных целей для пруста немыслимо. поль шенавар  пытался превратить живопись в служанку философии, а брюнетьер видел достоинства литературы в ее нравственности и религиозности. правда, в таком случае пруст должен подвергнуть критике любимого им джона рёскина, который утверждал ровно то же самое. однако до этого пруст в своей критике не доходит, как верно отмечает акопян.
  
  несколько слов о переводе.мною были прочитаны и проанализированы два самых известных русскоязычных перевода: перевод филологини аллы смирновой  (1999 г.) и философа карена акопяна (2020 г.).  как отмечает исследовательница пруста, н. ласкина, акопян "решил разделить текст на небольшие главы и дать им свои названия, вопреки авторской воле".   издание оснащено большим количеством комментариев, даже больше, чем в оригинальных французских изданиях, что редкость для современного российского книгоиздания. зачастую комментарии субъективны: чего стоят рассуждения акопяна о гомосексуализме.  акопян словно игнорирует оригинальный отрывок из шестого тома, где главный герой высказал свою точку зрения на этот счет. тем не менее, если седьмой том читает человек, который забыл многих героев, то это - незаменимый помощник, поскольку акопян постоянно напоминает нам о забытых именах, приводит ссылки на предыдущие тома. к тому же, философское образование переводчика позволяет шире и масштабнее взглянуть на прустовский текст. перевод смирновой комментариями и даже примечаниями не изобилует. более того - в тех пассажах, где пруст допускает ошибки, смирнова без примечаний  поправляет его, тем самым вторгаясь в авторский текст и сглаживая углы.

  
  'j'ai indiqué en son temps la manière si spéciale que bergotte avait, quand il parlait, de choisir ses mots, de les prononcer. morel, qui l'avait longtemps rencontré chez les saint-loup, avait fait de lui alors des « imitations », où il contrefaisait parfaitement sa voix, usant des mêmes mots qu'il eût pris'
  
  — 'le tempe retrouvé', m. proust
  'я в свое время отметил удивительную манеру бергота подбирать слова при разговоре и выговаривать их. морель, которого я в течение долгого времени встречал у сен-лу, умудрялся тогда делать на этом 'пародии', превосходно имитировал его голос, и даже ухитрялся подбирать те же слова'.
  
  — перевод а. смирновой
  'в свое время я отмечал, до чего специфичной была манера речи бергота, что проявлялось в том, как он подбирал слова, и в том, как он их произносил. морель, долгое время встречавшийся с ним у сен-лу, исполнял свои 'подражания' ему, замечательно воспроизводя его голос и используя те же слова, которые были характерны для него'
  
  — перевод к. акопяна

  во-первых, об особой манере речи бергота пруст упоминал еще во втором томе; во-вторых, можно отметить, как смирнова пропускает очень важную деталь: 'chez les'. морель не просто посещал сен-лу, но, как корректнее переводит это акопян, виделся у сен-лу с берготом. как верно отмечает акопян, рассказчик, однако, ни разу не говорил о знакомстве (если не дружбе) сен-лу с берготом, что для нас уже неудивительно: всё в седьмом томе призвано не отвечать на вопросы, а порождать их
  
  2)в седьмом томе 'charlism', переводимое к. акопяном как 'шарлизм', переводится а. смирновой как 'карлизм', что наталкивает русскоязычного читателя на совсем иные смыслы и никак не свидетельствует о месье де шарлю, с которым и связан этот термин. 'шарлизм' намекает на любовные предпочтения шарлю, о чем говорит 'карлизм' - остается только догадываться.
  
  3) 

  
  в первый момент я не мог понять, почему мне так трудно узнать и хозяина дома и приглашенных, и отчего мне кажется, что каждый из присутствующих «корчит рожи», плюс к тому еще и напудренные, что их полностью преображало'
  
  — перевод к. акопяна
  'в первый момент я даже не сообразил, почему не сразу смог узнать хозяина дома, гостей и почему мне показалось, будто каждый из них «изменил внешность», – головы, как правило, были сильно напудрены, что совершенно меняло облик'
  
  — перевод а. смирновой

  пруст употребляет идиому 'faire une tête' (досл. 'делать голову'), которая обозначает 'дуться', 'быть рассерженным', 'быть недовольным'. выбор акопяна обосновывается близким по значению выражением 'faire une drôle de tête'(собственно, 'скорчить рожицу'). перевод на русский язык выходит несколько неловким: вполне резонно было бы оставить значение, например, 'быть недовольным', поскольку далее рассказчик вспоминает принца совсем другим - добрым. в данном фрагменте особое внимание уделяется внешнему виду героев: они наталкивают рассказчика на мысли о произошедших с ними изменениях, смерти и утраченном времени.

  4)наконец, самый сложный пример.

  
  'me dit la duchesse, craignant que je n'eusse comprisqu'ils étaient tout à fait séparés et comme on dit de quelqu'un qui est très malade'
  
  - 'le temps retrouvé', m. proust
  'говорила мне герцогиня, опасаясь, как бы я не подумал, что они расстались окончательно, — примерно так говорят о том, кто тяжело болен'
  
  — перевод к. акопяна

  перевод а. смирновой имеет совершенно иной смысл:

  
  'сказала мне герцогиня, опасаясь, что я не понял, что они окончательно расстались, так говорят о каком-нибудь тяжелобольном приятеле'.

  в оригинале 'je n'eusse compris...'- это plus-que-parfait du subjonctif, который в литературном французском языке употребляется при согласовании времен (когда глагол главного предложения стоит в прошедшем времени), обозначая предшествующее действие. что очень важно, поскольку еще несколько томов назад сен-лу говорил, что герцог и герцогиня германтские собираются разводиться. эта тема дальнейшего развития не получила, так что, быть может, это очередная сплетня от сен-лу, подумали бы мы, если бы не этот пассаж из седьмого тома.  т.е. факт сообщения информации (из которой он мог сделать вывод и пр.) имел место не в момент разговора с герцогиней германтской, а ранее, потому перевод а. смирновой некорректен.

  последний том, подводящий итог всем предыдущим томам, отсылает нас к тому, с чего мы начали. закончив "время, обретенное вновь", можно заглянуть в первый том и понять, что всё это время мы читали книгу рассказчика. пусть поначалу (особенно в первом томе) рассказчик и главный герой - это разные лица, то к седьмому тому они сливаются в одно лицо. мы видим не светского франта, человека ленивого и эгоистичного, но состоявшегося писателя, открывшего в первую очередь для себя, а затем и для остальных, абсолютную истину. как говорил сам марсель пруст (далее перевод его письма жаку ривьеру мой):
  

  
  "в первом томе вы видели, какую радость вызывает у меня ощущение мадлен, обмакнутой в чае.  я говорю, что я перестаю чувствовать себя смертным и т.д., и я не понимаю, почему. я не буду объяснять это до конца".

  и именно в конце мы понимаем, что рассказчик стал мудрым астрономом, полно взирающим на вневременную человеческую комедию на небосводе, в каждой звезде видя целую вселенную, который он всё же сумел отобразить на бумаге и обрести утраченное время.

  Содержит спойлерыОткрыть

  11

  459