Рецензия на книгу

• 

  Аноним16 июня 2015 г.

  Если молодые люди объясняются в любви на плоту, то это плотская любовь.

  Я тут, кстати, не так давно понял, с чем (или кем) я могу ассоциировать Чехова как литературное явление. С разумным океаном, обволакивающим планету Солярис. Объясню, почему.

  Океан в романе Лема то и дело вытворял всякое, - то симметриады выстраивает, то садик из чужого прошлого воспроизводит, то исследовательскую станцию двойниками населяет. Энергии тратится масса. Зачем все это, - непонятно. Не видна конечная цель. Постоит мимоид, постоит, да и рухнет. И тут же в другом месте возникает.

  Так и Антон Павлович с его этими сотнями историй да тысячами персонажей. БОльшую часть рассказов можно раскатать в роман страниц в пятьсот мелким шрифтом, но ведь нет, - перед нами предстает искусно сложенная конструкция чужой жизни, - жизни священника, музыканта, ловеласа, охотника, ребенка, пастуха, горничной, художника, барина, монаха, - предстает и через мгновение-два расплывается облачком или осыпается, звеня осколками. А ты сидишь и думаешь:

  "Что это было? Зачем это было? Где, - в конце-то концов, - озвученная черным по белому мораль?" Но книга молчит, автор предоставляет нам самим решать, какие выводы делать. Посредством великого таланта слова он ловко складывает симметриады своих рассказов, демонстрирует их читателю и без малейшего сожаления по щелчку пальца обрушивает их, зная, что в нашей памяти они останутся стоять нетронутыми на веки вечные.

  Чеховские рассказы, - концентрат литературы. Чеховские рассказы - романы, крохотными, но ооочень плотными дозами введенные внутривенно. Моря, вмещающиеся в наперстки.

  
  "Только вечерами, когда в комнатах стояли сумерки и за печкой уныло покрикивал сверчок, эта неловкость исчезала. Они сидели рядом, молчали, и в это время души их словно шептались о том, чего они оба не решались высказывать вслух".

  5

  79