Рецензия на книгу

• 

  Аноним3 мая 2025 г.

  Давно собиралась прочесть повесть «Фауст» Ивана Сергеевича Тургенева. Провидение преподнесло мне книгу на полке в университетской столовой. Кто бы мог подумать, что я ещё и найду в ней великолепный образец для коллекции #ненавистьклитературе? В сущности, можно было так и назвать эту вещь:
  «Фауст, или о вреде художественного чтения».

  Немолодой помещик спустя девять лет возвращается в родовое гнездо. Он желает забытья и благотворного одиночества. Находит в доме несколько старых книг, в числе которых гетевский «Фауст». В студенческие годы он упивался этой поэмой, знал наизусть всю первую часть.
  Вскоре непрошеный сосед нарушает его уединение. Оказывается, тот ещё и женат на любви его молодости. Придется пойти посмотреть.

  Сударыню зовут Вера. Воспитанная в чрезвычайной строгости матерью, она совершенно не изменилась за все эти годы. Она очень наблюдательна и умна, но не прочитала за свою жизнь ни одной художественной книги. Мама запрещала читать, что называется, вымыслы. Собиралась уберечь дочь от разочарований, неизбежно постигающих всякого, кто рискует наполнить свою картину мира мечтами. Ведь при наложении таковой на «действительную» можно обнаружить весьма болезненные несоответствия.

  Наш герой решает это исправить, открыв Вере космос литературных наслаждений. Он соблазняет женщину послушать «Фауста» и начинает чтения. Последствия — самые роковые.
  Вера разволновалась и умерла. Вот так смешно, да.

  “Entbehren sollst du, sollst entbehren”.
  Отречься <от своих желаний> должен ты, отречься.

  — Фауст Гёте выдает эти слова в ироническом ключе, на самом деле презирая их прямой смысл:

  Я слишкомъ юнъ, чтобъ схоронить желанья.
  Чѣмъ въ мірѣ могъ-бы я увлечься?
  «Отречься долженъ ты! отречься!»
  Вотъ пѣсня жизни! цѣлый вѣкъ
  Она поётъ её, поётъ, —
  Подъ эту пѣсню человѣкъ
  Жизнь проживетъ и съ ней умрётъ!

  Тургенев позволяет себе перевернуть убеждение Фауста. Он осуждает осуждение. И выносит распрямленную версию значения этих слов в эпиграф. Отречься. То есть, даже если хочется, нельзя давать книжку тому, кто к ней не готов.

  Подобно злонамеренному Мефистофелю, наш герой открывает Вере, Фаусту-поневоле, знание, которого тот даже не просил. И это делает повесть ещё смешнее, наряду с совершенно фантастическим допущением героини, читающей всю жизнь что угодно, но только не отравленный томик художественных текстов.

  Литературный критик Дмитрий Писарев писал: «Он взял исключительную личность, поставил ее в зависимость от другой исключительной личности, создал для нее исключительное положение и вывел крайние последствия из этих исключительных данных».
  Я тоже всегда критиковала Тургенева в первую очередь именно за это: слишком грубый идейный схематизм. Из приличия, его все же следует прикрывать, чтобы читатель мог ощущать, будто сам разгадывает имеющийся замысел. У Тургенева же все до недоверия понятно и на виду. Типажи-крайности, исполняющие свой функционал.

  За что можно любить Тургенева — это за красивый русский язык.

  На проблему Фауста, как мне думается, писатель смотрит упрощенно. Для него этот персонаж — эгоист и мечтатель, замкнутый на рефлексии о себе, которому следовало бы отречься от своих желаний и подумать о всеобщем благе. В общем, Фаусту лучше было бы не быть Фаустом. Мы видели, как Тургенев уже перевернул речь Фауста. Что, если Тургенев перевернет и самого Фауста? Стремление к познанию, противопоставленное принципу отречения, поменяется с ним местами. Никаких книжек больше не будет, не будет и самого Тургенева. Не будет и логического завершения. Уж чай мой остыл, пора нажимать на отправку

  5

  186