Рецензия на книгу

• 

  BeeBumble1 мая 2025 г.

  Цикл «В поисках утраченного времени» уверенно внедрился в моё существование и, по-видимому, будет даже знаменовать некий прустовский период жизни. Во-первых, это очень объёмно, во-вторых, очень умно, необычно и ярко.

  В третьей части цикла, именуемой у разных переводчиков по разному, назовем её усреднённо «У Германтов», так вот, в этой части непосредственно сюжетного действия совсем немного - меньше, чем в предыдущих двух частях. Красной нитью через весь роман проходит стремление молодого героя сблизиться с местной аристократией, прежде всего быть представленным герцогине Германтской, потому как в силу своей юношеской влюбчивости он тайно поклоняется этой женщине, живущей неподалеку и освещающей округу своим высокородным блеском (герцогиня Германтская - вымышленный персонаж, но она вбирает в себя типичные черты французской знатной дамы конца девятнадцатого века). Благодаря связям он добивается желаемого, становится вхож в дом Германтов, знакомится с высшим светом и большая часть книги как раз посвящена его «вращению» среди знати и наблюдению за жизнью этого самого разноцветного света.

  Конечно же, в общем стиле всего цикла книга изобилует красивейшими аллегориями и изысканными речевыми построениями. Этим нельзя не наслаждаться, в этом одно из главных достоинств всего цикла.

  Часто ли вам попадалось в книгах вот такое живое описание неживого:

  
  Огонь в конце концов обжился в камине и, точно животное, лежал, ждал, горя безмолвным и преданным нетерпением, и то ронял жар, который тут же и рассыпался, то лизал стенки камина.

  Или вот, описание текущего влюблённого состояния героя:

  
  В иные вечера, направляясь к ресторану, я так тосковал по герцогине Германтской, что мне становилось трудно дышать: у меня было такое чувство, словно часть моей грудной клетки вырезана искусным анатомом, удалена и заполнена равной частью невещественного страдания, эквивалентом томления и любви. Как бы хорошо ни были наложены швы, нам больно, когда внутренние органы заменяет тоска по ком-нибудь, кажется, что она занимает больше места, чем они, мы все время ее чувствуем, да и сознавать часть своего тела – какое это мучительное раздвоение! ... Я смотрел на небо. Если небо было чистое, я думал: «Может быть, она в деревне и тоже смотрит на звезды».
  

  Всё, о чём пишет Пруст, изложено умно, тонко, дотошно, про любовь ли он пишет, про дружбу ли или про смерть... Да, в этом томе и о смерти был вынужден писать автор, это очень искренние и достоверные строки, тяжёлые, без прикрас и пафоса.

  Но, признаюсь, я в этот раз не поставил «Германтам» высшую оценку. Я, конечно же, ни в коей мере не оцениваю труд самого автора, я всего лишь ориентирую произведения в системе координат собственных ощущений.

  А причина снижения оценки — в том, что в данном томе Пруст уж очень много говорит об аристократии, посвящает ей, пожалуй, более половины повествования. И по большей части это простое описательное повествование.

  
  В будние дни (после неизменно раннего ужина, на который принцесса по старой привычке всегда звала несколько человек) салон принцессы Пармской был открыт для постоянных посетителей и для высшей знати вообще, французской и иностранной. Прием заключался в следующем: выйдя из столовой, принцесса садилась на диван за большой круглый стол, беседовала с двумя самыми важными дамами, которые у нее только что поужинали, или просматривала «Магазин», а то играла в карты (или делала вид, что играет, как это принято при германтском дворе), а то раскладывала пасьянс, а то вела разговор с настоящим или предполагаемым собеседником – человеком непременно выдающимся. Около девяти часов вечера двери, ведшие в большую гостиную, поминутно отворялись, затворялись и вновь отворялись, и все время входили гости... Но принцесса, занятая игрой или беседой, притворялась, будто не замечает вошедших, и, только когда они были от нее уже на расстоянии двух шагов, изящным движением поднималась с дивана, милостиво улыбаясь дамам. Те делали стоявшему перед ними ее высочеству реверанс, скорее похожий на коленопреклонение, так чтобы их губы оказались на уровне низко опущенной прелестной ручки принцессы и могли поцеловать ее. Но тут принцесса, которую всякий раз как будто удивляла эта церемония, хотя она изучила ее до тонкости, поднимала коленопреклоненную как бы почти насильно, с бесподобной грацией и нежностью, и целовала в щеки...
  Подняв и поцеловав снискавшую благоволение хозяйки дома, принцесса садилась на диван и опять принималась за пасьянс, и, только если вновь прибывшая была важной особой, она, предложив ей сесть в кресло, удостаивала ее кратким разговором.
  

  И в таком духе долго и нудно, все описываемые вечера. Разговоры, разговоры, разговоры... Сплетни, перемалывание косточек, интриги и интрижки.

  Высший свет, аристократия, салоны, принцессы, оперы, ложи, герцоги, герцогини, виконтессы, приёмы, балы, дворцы, лакеи, выезды, экипажи, кареты - вся эта атрибутика аристократического образа жизни как-то слишком не вяжется с тем, что роман описывает события на стыке XIX и XX веков, это достаточно современный период, надо ли было уделять этой сфере так много места в романе? Мне кажется, к этому периоду истории влияние аристократии было в большей степени растеряно, разменяно на тот праздный образ жизни, который продолжала вести знать, не успевая должным образом реагировать на прогресс и цивилизационный рост человечества.

  Да, в итоге Пруст говорит о разочаровании в том, как он представлял себе герцогиню Германтскую, после того как он узнал её ближе. И немало иронии сквозит в его описательных подробностях поведения и образа мыслей высшего света. Но всё-таки у меня чуть-чуть, но промелькнуло ощущение напрасной потери времени на описанных выше страницах. Но так как это было всего лишь «чуть-чуть», то с величайшим интересом и удовольствием продолжу чтение книг этого роскошного цикла, уверен, что найду там огромное число глубоких смыслов и прекрасных образов.

  13

  327