Рецензия на книгу
Дядя Ваня. Три сестры. Вишневый сад
Антон Чехов
Аноним26 апреля 2025 г.И что смешного?
"Трех сестер" Чехов написал в 40 лет, за 4 года до смерти.
Перечитала новым взглядом и задумалась, о чем это?
Вот Андрей, брат трех сестер, который подавал большие надежды, обещал стать ученым, тоскует: "О, где оно, куда ушло мое прошлое, когда я был молод, весел, умен, когда я мечтал и мыслил изящно, когда настоящее и будущее мое озарялись надеждой? Отчего мы, едва начавши жить, становимся скучны, серы, неинтересны, ленивы, равнодушны, бесполезны, несчастны… Город наш существует уже двести лет, в нем сто тысяч жителей, и ни одного, который не был бы похож на других, ни одного подвижника ни в прошлом, ни в настоящем, ни одного ученого, ни одного художника, ни мало-мальски заметного человека, который возбуждал бы зависть или страстное желание подражать ему. Только едят, пьют, спят, потом умирают… родятся другие и тоже едят, пьют, спят и, чтобы не отупеть от скуки, разнообразят жизнь свою гадкой сплетней, водкой, картами, сутяжничеством, и жены обманывают мужей, а мужья лгут, делают вид, что ничего не видят, ничего не слышат, и неотразимо пошлое влияние гнетет детей, и искра божия гаснет в них, и они становятся такими же жалкими, похожими друг на друга мертвецами, как их отцы и матери…".
Из пьесы мы знаем, что Андрею изменяет жена, изменяет мужу сестра Маша, разочарованы в работе Ольга и Ирина.
Но Ольга – Ольга тянет лямку из долга, а Ирина, которая знает французский, немецкий, английский и даже итальянский, откровенно рыдает над разрушенной иллюзией: итальянский уже забыла, и вообще в голове все перепуталось, в работе телеграфисткой итальянский не нужен.
"Куда? Куда все ушло? Где оно? О, боже мой, боже мой! Я все забыла, забыла… у меня перепуталось в голове… Я не помню, как по-итальянски окно или вот потолок… Все забываю, каждый день забываю, а жизнь уходит и никогда не вернется, никогда, никогда мы не уедем в Москву… Я вижу, что не уедем…
<...>
"О, я несчастная… Не могу я работать, не стану работать. Довольно, довольно! Была телеграфисткой, теперь служу в городской управе и ненавижу, презираю все, что только мне дают делать… Мне уже двадцать четвертый год, работаю уже давно, и мозг высох, похудела, подурнела, постарела, и ничего, ничего, никакого удовлетворения, а время идет, и все кажется, что уходишь от настоящей прекрасной жизни, уходишь все дальше и дальше, в какую-то пропасть. Я в отчаянии, я в отчаянии!".
Чехов почему-то считал эту поесу комедией.
Всегда было интересно, почему, а вам интересно?
Может, в русле "Божественной комедии" Данте?
Только у Чехова "Человеческая комедия", а не "Божественная".
Помните, как еще Фамусов Грибоедова восклицал: "Что за комедия, создатель, быть взрослой дочери отцом?". Дочь при этом завела шашни с лакеем Молчалиным и папеньке привнесла незабываемого.
Мне кажется, Чехов на подмостках театра разыгрывает именно эту комедию.
Комедия – когда люди не понимают, что жизнь не театральная постановка, что ее нельзя прожить как черновик, а потом переписать набело, что жизнь вообще-то идет себе, идет и проходит и в конечном итоге заканчивается – как жизнь барона Тузенбаха. Знаменательно, что читатели и зрители пьесы забывают, что в финале пьесы барона убивают на дуэли. Я, например, забыла.
Чехов откровенно глумится над своими героями. Они такие смешные!
Они на что-то надеются: обрести призвание в труде (на телеграфе, ахах), найти счастье в браке со своим учителем (повзрослев и обнаружив после, что учитель не семи пядей во лбу, вот это номер), уехать в Москву наконец.
Хотя со времен Чацкого / Грибоедова известно, что и в Москве счастья нет. Как бы три сестры должны были читать Грибоедова, а значит, должны были понимать что-то и про Москву.
В диалоге Чацкого с Софьей, когда она спрашивает: "Гоненье на Москву. Что значит видеть свет! Где ж лучше?", Чацкий отвечает: "Где нас нет".
То-то же. Жизнь идет своим чередом, иллюзии – вот смешное, вот комедия, ухохочешься над этими наивными людьми, по мнению Чехова.
А вот Тузенбах Ирине: "Какие прелестные, чудные волосы! Какие глаза! Я увезу тебя завтра, мы будем работать, будем богаты, мечты мои оживут. Ты будешь счастлива. Только вот одно, только одно: ты меня не любишь!".
И это тоже смешно. Ну какое "ты будешь счастлива", если она его не любит, а душа ее, "как дорогой рояль, который заперт и ключ потерян".
В критике прошлого особое значение придавали монологам Вершинина о том, что наступит иная жизнь, что придут иные люди, в том же русле вторит Маша, мол, "страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на земле, и помянут добрым словом и благословят тех, кто живет теперь".
Да, щас! Тут катарсис комического, особенно для современного читателя, который знает: с 1900 года, когда написана пьеса, все так же скучно работать телеграфисткой, неприятно жить с нелюбимым мужем, разлучаться с любовником.
И по-настоящему смешна только склонность пафосно произносить высокопарные монологи.
Ведь человек предполагает, а Бог располагает. По-моему, от Грибоедова ("Карету мне, карету!) и Чехова (" В Москву, в Москву...") мы можем перейти только к Блоку.
"И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь".1064