Рецензия на книгу

• 

  Аноним9 июня 2015 г.

  В семьдесят пятом году, в техникуме, состоялась встреча блокадника-ленинградца со студентами. И когда он рассказывал все эти тяжелые истории о том, что людям приходилось испытывать во время голода, то многие студенты слушали весьма невнимательно. А после этого рассказа вышла девушка и сказала, что не понимает, что же здесь такого: подумаешь, человек в день не съел эти 125 или 150 граммов хлеба, да она и сейчас может неделю не есть хлеба и отлично себя чувствовать...

  Нет, нам не представить этого!
  Не представить, что это - голод! Не наше обычное "ой, мам, я сегодня не обедала, умираю с голода!" - а настоящая тихая смерть от того, что не обедал уже Бог знает сколько дней. Да и не ужинал - пил кипяточек. Когда котлеты из свекольной ботвы, суп из дрожжей, биточки из лебеды - не шутка, а ежедневный рацион! Когда потеря карточки, по которой выдают 125 граммов хлеба в день, за неделю до начала нового месяца - это смерть. Шел человек, присел на ступеньки и сделал последний вздох, испытав всю меру отведенных ему страданий: тяжелая работа, зверский холод, недоедание, бессилие. Когда визит в Ботанический сад оборачивается величайшим счастьем - потихоньку разрешают нарвать листиков сорной травы, чтобы можно было заглушить чувство голода. Хлеб...хлеб...хлеб...через всю книгу, от воспоминания к воспоминанию... одна мать, обезумев от голода, прогоняет сына, чтобы не кормить лишний рот; другая мать режет свои вены и прикладывает к ране ротик дочери, не имея другой пищи, вообще никакой пищи, чтобы накормить ребенка!

  Очереди, лютые морозы, "как хорошо, что ваша старшая умерла, вы получали ее хлеб и выжили", "как хорошо, что он умер именно здесь - недалеко везти до кладбища" - не только тело усыхает и умирает, но и чувства атрофируются, смерть повсюду. Смерть в квартирах, где грудной ребенок пытается сости обледеневшую грудь умершей матери; смерть на улице, где собирают трупы на телеги и свозят закапывать в братские могилы; смерть на "дороге жизни" - Ладоге, на которой проваливается лед и тонут, тонут грузовики с продовольствием, грузовики с эвакуировавшимися детьми...смерть везде и кажется, что никогда это не кончится.

  И дневники. Очень страшно. Живой человек, живые мысли и ощущения, ты как будто слушаешь рассказ и не можешь не жить рядом с тем человеком. А потом "хочу есть...хочу есть...хочу жить...хочу есть" - и все, его дыхание оборвалось. А ты сидишь и не веришь - так не должно быть! Ему же 16! И вся жизнь впереди. И только несколько недель потерпеть осталось. Но как терпеть, если ты один в ледяной комнате, не ел уже несколько суток вообще, а досыта - казалось, досыта не ел никогда, а мать забрала младшую дочь и отправилась в эвакуацию. Выбирать из двоих детей, кого спасти, каково это?!

  Страшно. Все так страшно! Город, в котором не осталось кошек, собак и птиц; рынок, на котором продавали "сладкую землю"; работа на заводе в минус 25, когда привязывались к станкам, чтобы в работающий механизм не попасть от измождения; бани, в которых мылись все вместе - люди бесполы, никому ни до кого дела нет; экскурсия перед пустыми рамами в Эрмитаже...

  Но

  
  …люди выжили,хотя по всем объективным данным должны были умереть.
  

  В этой книге меня смущают и раздражают авторы. Во-первых, они словно намеренно замалчивают человеческие пороки - страшные человеческие поступки - воровство на высших уровнях, воровство обыкновенное; плохую организацию и руководство, упоминая о них вскользь, не намеком даже, а словно просто оговорившись. И опять-таки вскользь - о расстрелах за разговоры и ответы на вопросы "как пройти...?" (а вдруг шпион?!) Во-вторых, это постоянное обрывание рассказов и воспоминаний с целью прокомментировать ("Конечно, он не мог иначе", "вы представляете, что это значило" и т.д., и т.п.) Я хочу быть наедине с этими людьми и их судьбами, хочу пережить их боль и сделать свои собственные выводы и зарубки в памяти. Они лишние в наших диалогах. Их слишком много!

  14

  301