Рецензия на книгу

• 

  Аноним9 июня 2015 г.

  Пожалуй, это лучшая антинаркотическая брошюрка для студентов гуманитарных вузов.

  Почему, несмотря на подробное описание опиумных удовольствий, все же «анти?» Ведь в наши неспокойные времена подобные книги можно приравнять к пропаганде? А потому, что эта книга может дать только одно представление – употреблять опиум, как де Квинси – очень и очень скучно.

  Пишут, что это творение произвело в свое время настоящий фурор, и Уайльд, Бодлер и многие другие были просто очарованы им, оно развязало многим руки в плане изображения наркотических состояний в поэзии и прозе. Я могу с этим согласиться, и понимаю, что скрываемая в то время и при этом широко распространенная зависимость, описанная на бумаге, была фактически вызовом. Но я склонна отнести эту книгу к литературе, которая ценна только для своего времени и исключительно из-за провокационности темы, в ней поднятой.

  Поскольку де Квинси сам страдал опиумной зависимостью, нам представляется уникальная возможность посмотреть, как лауданум влияет на писательские способности. Повествование невероятно сбивчиво, сцены-зарисовки оборваны и незакончены. Несмотря на все это, не буду отрицать, что произведение усеяно довольно остроумными цитатами. Но прежде чем ваш глаз за них зацепится, вы рискуете утонуть в витиеватых выражениях, описаниях опиумных дозировок и ссылок на слова докторов, которые зачастую сами же являются опиозависимыми.

  Де Квинси неоднократно редактировал эту книгу еще при жизни, позже она претерпевала значительные модификации в переводе…если крайняя скука не снизойдет на вас во время чтения, можете поинтересоваться, является крайняя перегруженность вспомогательными оборотами и синтаксическая усложненность предложений плодом труда автора или же переводчика.

  Несмотря на уверения автора в своей разумности, раскаянии и прочем, традиционным восторгом наркомана тоже отведено место.
  

  
  О справедливый, тонкий и могущественный опиум!
  Ты равно даруешь и бедным и богатым тот живительный бальзам, который исцеляет глубокие сердечные раны и лечит "боль, что дух зовет к восстанию". Красноречивый опиум! Риторикой, лишь тебе подвластной, заставляешь ты умолкнуть гнев; преступнику, хотя бы на одну ночь, ты возвращаешь утраченные надежды юности и отмываешь от крови руки его; гордому человеку ты несешь краткое забвение "злых горестей, обид неотомщенных"; ради торжества страждущей невинности ты призываешь лжесвидетелей к суду грез, осуждаешь клятвопреступление и отменяешь приговоры неправедных судей. Из фантастических созданий воображения ты воздвигаешь в сердце тьмы храмы и города, с коими не сравнятся ни творения Фидия и Праксителя, ни великолепие Вавилона и Гекатомпила; а "из снов, полных беспорядочных видений", извлекаешь ты на свет Божий лица давно похороненных красавиц и благословенные черты близких людей, что освобождены тобою от "бесчестия могилы". Ты один можешь одарить человека столь щедро, воистину владеешь ты ключами рая, о справедливый, тонкий и могущественный опиум!

  Итак, дозы описали, кулаком в грудь побили, смахнули скупую слезу. После этого начинается нечто, что крайне приблизительно можно связать с темой основного повествования – новые зарисовки и отступления, в которых автор решает выложить дешевенький козырь и пройтись по женскому полу, который, хоть в то время и сидел в основном в гостиных, томно хихикая за веером над колкостями в свой адрес, но явно не был так глуп – уж знатные дамы часто были отлично образованы, и область греческого языка тоже не была исключением.
  

  
  Тебе, моему читателю, представителю сильного пола, известно - быть может, даже лучше меня - что такое палимпсест. Не исключено, что образчик хранится и в твоей собственной библиотеке. Однако для тех, кто не имел случая узнать или же запамятовал, да будет мне позволено дать здесь объяснение, дабы ни одна из читательниц, удостоивших эти строки своим вниманием, не укорила меня за пренебрежение комментарием; таковой упрек был бы несравненно огорчительней, нежели дружное осуждение со стороны доброго десятка самолюбивых эрудитов за то, что я слишком много объясняю. Следственно, только ради вас, прекрасные читательницы, возьмусь я истолковать значение слова "палимпсест". Слово это греческое: нашему полу дарована постоянная привилегия снабжать вас консультациями по любому вопросу, связанному с Грецией. Мы, с позволения сказать, служим вам бессменными и наследственными переводчиками. Потому, если вам порой доведется понять значение греческого слова, из любезности к нам, вашим ученым советникам, всегда напускайте на себя вид, будто оно вам неведомо.

  Какой-то убогенький комплиментик вышел. И, хм, мистер, не вы ли ранее называли себя философом и уверяли, что обладаете всеми качествами, ему необходимыми?
  

  
  Философ должен смотреть на мир иными глазами, нежели светский человек - убогое, ограниченное существо, скованное узкими, себялюбивыми предрассудками, которые определены рождением и воспитанием: он должен быть человеком широких взглядов и одинаково относиться к высокому и низкому: просвещенному и неучу, виновному и невинному.

  Как-то не очень это все сочетается, мистер. Впрочем, чего еще ждать от наркомана, который не смог закончить ни одной крупной работы, несмотря на то, что его денно и нощно обхаживала жена, попутно рожая ему какое-то нереальное количество детей. Спасибо за смелость, за откровенность, за подробности. Знаменитые писатели вдохновляются и создают еще более знаменитые книги. Прилежные студенты ищут, что значит «квиетизм» и «бемианство». Я зеваю и ставлю книгу на дальнюю полку.

  15

  348