Рецензия на книгу

• 

  kagury27 марта 2025 г.

  В моем личном рейтинге эта книга заслуживает титула «самое большое несоответствие ожиданиям этого года». Не разочарование, именно несоответствие. Я полагала, что «Луна и грош» - это художественное (не хочется писать – беллетризированное, как ныне принято) представление биографии Гогена, и именно это меня и привлекло.

  На самом же деле, Гоген (в романе художника зовут Стрикленд) здесь – такая же условная фигура, как любой другой персонаж. И, пожалуй, даже более условная, чем любой другой. На его месте мог бы быть допустим пианист или писатель, или архитектор, главной характеристикой которого было бы то, что он оказался не сразу оцененным гением с тяжелой судьбой. Потому что размышлений собственно об искусстве, в смысле, о живописи, здесь нет вообще.

  Так что основное послевкусие – желание прочитать теперь нормальную биографию Гогена, а не вот эту попытку «хайпануть» (простите) на известном имени. Потому что за Гогена мне было обидно. Но это были эмоции.

  Собственно сама книга распадается на три части.

  Первая – самая симпатичная, хоть она и почти поток сознания. Ироничный рассказчик повествует нам о светском обществе, в котором ему волей судьбы довелось вращаться, не упуская случая пустить в ход достаточно ядовитый сарказм.

  
  «Я точно зачарованный смотрел, с каким упорством они, не сняв перчаток, поглощают поджаренный хлеб и потом небрежно вытирают пальцы о стулья, воображая, что никто этого не замечает. Для мебели это, конечно, было плохо, но хозяйка, надо думать, отыгрывалась на стульях своих друзей, когда, в свою очередь, бывала у них в гостях».
  «Миссис Джей, убежденная, что непристойность – душа остроумия, полушепотом отпускала остроты, способные вогнать в краску даже белоснежную скатерть».

  У меня сложилось впечатление, что Моэм решил, наконец, переписать все запасенные цитаты из своей записной книжки, результатом чего и явилось начало этого романа. Собственно, оно могло бы стать началом и любого другого. Стрикленд здесь просто скучный муж обаятельной и энергичной светской леди, которого обычно тихо задвигают в угол стола, чтобы не отсвечивал.

  К концу первой трети поток цитат и иронии несколько иссяк, и ему на смену пришел классический роман. Брошенная жена, побег, Париж, чердак с картинами, благородный друг, разного вида семейные сцены, письма, признания и самоубийство. То есть все, что сделало бы честь любому бульварному роману. Написано, впрочем, хорошо – энергично и увлекательно.

  А что же Стрикленд? Он – самый загадочный персонаж этой истории. У него здесь нет почти никакой личности, мы знаем о нем только со слов других персонажей, причем в силу того, что он крайне нелюдим, их суждения трудно считать достаточно достоверными. Кто-то его боготворит, как гениального художника, кто-то (большинство) и в грош не ставит, а сам он не делает ничего, кроме как пишет картины, которые почти никому и не показывает. И живет при этом практически в нищете. Психологический портрет – замкнутый одинокий субъект, внезапно растерявший все манеры (он бросил семью и работу, сделав в свои условные 40 лет неплохую карьеру, имея отличный дом, жену, двоих детей и неплохие виды на будущее) и желающий только, чтобы его оставили в покое. На мой взгляд, слишком гротескный, чтобы говорить о нем всерьез.

  
   "Вспомните Моне, которому не удавалось сбыть свои вещи за сотню франков. А сколько они стоят теперь?
  – Правильно, но десятки художников не хуже Моне не могли сбыть свои картины, которые и теперь ничего не стоят".

  Парижская часть заканчивается довольно трагичным (хотя и проходным при этом моментом).

  Третья часть – посвящена жизни на Таити, и она была бы совсем уныло-колониальная (а может специально так написана, чтобы служить фоном), если бы не блестящий финальный эпизод.

  Стрикленд обосновался в крохотной деревушке, живет с местной девушкой, которая обеспечивает все его нехитрые потребности, и продолжает писать. Здесь автор пускается в игры со временем, предлагая нам (в отличие от первых двух частей) определенную ретроспективу произошедшего. Мы снова смотрим на все глазами рассказчика, однако теперь он уже знает, что Стрикленд оказался гениальным художником, его картины резко выросли в цене, а потому проявляет к нему чуть больше интереса, чем следовало бы ожидать. И есть ощущение, что вот это его будущее знание несколько накладывается на то прошлое, о котором он рассказывает (ну или я немного перечитала Умберто Эко).

  Однако на момент приезда на Таити рассказчик все еще со скепсисом относится к работам Стрикленда. До тех пор, пока не слышит рассказ доктора, которого настигло в хижине художника почти мистическое озарение:

  
  "Благоговейный восторг наполнил его душу, восторг человека, видящего сотворение мира. Это было нечто великое, чувственное и страстное; и в то же время это было страшно, он даже испугался. Казалось, это сделано руками человека, который проник в скрытые глубины природы и там открыл тайны – прекрасные и пугающие. Руками человека, познавшего то, что человеку познать не дозволено. Это было нечто первобытное и ужасное. Более того – нечеловеческое. Доктор невольно подумал о черной магии. Это было прекрасно и бесстыдно".

  Думаю, что описание росписи хижины - это лучшие страницы книги.

  Резюме. Мне показалось, что с литературоведческой тучки зрения этот роман интереснее, чем с читательской. Тут можно обсуждать композицию, фигуру рассказчика, почти бессловесность главного персонажа, временные повороты, изящные цитаты, разную стилистику разных частей и т.п.

  А что остается обычному читателю? Рассуждения о тяге к искусству, которой нельзя противиться, как некой жестокосердной ревнивой музе, причем в основном самим читателем и додуманные. Или рассматривать внезапный переворот в жизни, как вариант кризиса среднего возраста? Получился странный, недостоверный и недобрый роман о вроде бы известном художнике, которого не называют.

  9

  515