Рецензия на книгу

• 

  Razanovo26 марта 2025 г.

  Слоны и кони

  Идея детективного романа прекрасна: фламандский художник XV века при помощи своей картины "Игра в шахматы" и скрытой надписи на ней поведал о коварном убийстве. Таинственное послание в конце XX века обнаруживает художник-реставратор и это становится толчком к нескольким убийствам. Задумка автора обещает увлекательный детектив, как написано в аннотации "интеллектуальный детектив, парадоксальный и многоплановый". К сожалению, ничего не получилось, мы имеем "Фламандскую доску": детектив, где под расследованием понимаются бессмысленные, бездоказательные, высокопарные, псевдоинтеллектуальные бредни, под парадоксальностью - непонятное сочувствие к психопату, хладнокровно убившему двух человек, под многоплановостью - галлюцинации неуравновешенной женщины, ведущей нездоровый образ жизни.

  В романе на фоне словоблудия о всякой ерунде мало чего сказано о истории взаимоотношений главных героев, об их прошлой жизни и, вообще, плохо раскрыты их личности. Отсюда у меня возникло ощущение некоторой карикатурности основных персонажей. Например, художник-реставратор Хулия и, непонятно кем ей приходящийся, антиквар Сесар - автор много раз упоминает, что Хулия с детства считала Сесара вторым отцом, он ее воспитал, что она один раз поцеловала его в губы. При этом не ясно, что случилось с настоящими родителями Хулии, кто они были, почему Сесар стал опекать девочку, и, вообще, кто такой этот Сесар? Все, что понятно - это то, что Хулия экзальтированная истеричка, которая курит как паровоз, а Сесар престарелый папик, который помогает пробиться молодым талантливым юношам, попутно сношая их в зад, хотя тут тоже имеется в романе неопределенность

  
  Хулия вдруг представила себе его в полумраке спальни антиквара: обнаженного, прекрасного и безмолвного, как мраморная статуя, со светлыми кудрями, рассыпавшимися по лбу, и устремленным вперед тем, что Сесар, пользуясь эвфемизмом, позаимствованным, кажется, у Кокто, именовал золотым скипетром или чем-то в этом же роде, готового погрузить его в antrum amoris (пещера любви) своего старшего партнера; а может, все происходило наоборот, и это старший партнер колдовал над antrum amoris юного эфеба. Как ни близки были отношения Хулии с Сесаром, она никогда не выспрашивала у него подобные подробности, которые, однако, временами вызывали у нее умеренно нездоровое любопытство.

  Курение Хулии и других персонажей (но особенно Хулии), манипуляции с сигаретами, папиросами, сигарами, трубками, сигаретными пачками - это вообще в романе возведено автором в разряд фетиша. На протяжении первой главы, а их пятнадцать, Хулия нашаривает пачку сигарет, глубоко затягивается, гасит сигарету, собирается выкурить еще одну, время от времени подносит к губам, закуривает пятую за утро сигарету, роется в сумочке в поисках пачки, вытягивает из пачки сигарету, сигарета дотлевает и Хулия тушит ее о дно пепельницы, закуривает снова, дым сигареты, проникая в ее легкие, примиряет ее с самой собой, опять достает сигарету, зажигает, затягивается, резким движением тычет сигарету в пепельницу, обжигая пальцы, опять закуривает которую уже по счету сигарету, ее начинает нестерпимо горчить от выкуренных сигарет, она глядит на единственную яркую точку — тлеющий кончик сигареты, которую держит в руке, и, наконец, Хулия сидя в темноте, докуривает энную сигарету. Далее по тексту романа плотность упоминания процесса курения не ослабевает, Хулия и другие курят стоя, сидя, лежа. Майк Хаммер в романах Микки Спилейна столько не курит, сколько Хулия. Почему Перес-Реверте не может писать о курении Хулии не каждый раз, как она это делает, а каждый второй раз или каждый третий, совершенно не понятно.

  
  Хулия обдумывала ситуацию, стоя у подножия лестницы босиком, с пистолетом в руке. Мраморный пол под ногами казался ледяным, кровь стремительно неслась по венам, отдаваясь толчками в висках и горле. Я слишком много курю, совершенно некстати подумала она, прикладывая к сердцу руку с зажатым в ней «дерринджером».

  Да нет, вполне кстати. Только неумеренным курением можно объяснить то, как подействовала на Хулию простенькая байка о средневековом преступлении, ее галлюционирование по ночам около картины, ее восприимчивость к чуши, которую несет Муньос.

  Муньос, шахматист-любитель и бухгалтер, еще один мутный персонаж романа. Он всю книгу ходит с кислой мордой и иногда криво ухмыляется, о чем автор не устает постоянно напоминать читателю. Понятно, тут какая-то интересная история и нам скоро ее расскажут, и это происходит и занимает два абзаца.

  
  Стоя там, на улице, меньше чем за минуту, с помощью всего лишь полдюжины фраз, бесстрастным и холодным тоном, как если бы речь шла о каком-то третьем лице, он вкратце рассказал ей — или это Хулии показалось, что рассказал, — свою жизнь. <...> И она узнала о ребенке, мысленно игравшем в шахматы на потолке своей спальни, когда отец наказывал его за недостаточное усердие в учебе; узнала о женщинах, способных с ловкостью часовщика разбирать и вывинчивать те пружины, которые движут человеком; и узнала об одиночестве, составляющем оборотную сторону неудач и отсутствия надежды. <...> И когда шахматист закончил говорить <...>, Хулия с абсолютной точностью поняла, чем является для этого человека небольшой квадрат, состоящий из шестидесяти четырех белых и черных клеток: полем битвы в миниатюре, на котором разыгрывается великая мистерия жизни, успеха и провала, ужасных скрытых сил, управляющих судьбами людей.
  Она узнала обо всем этом меньше чем за минуту. И ей стало ясно также значение той улыбки, которая так никогда и не достигала его губ.

  Хулия узнала, а мы так и ни хрена не узнали, Перес-Риверте ты что творишь?! Таким образом, Муньос остается в памяти читателя мутным мужиком с ухмылкой, несущим всякую пургу про связь шахматной игры с личностью человека. Вообще, в романе расследованием, если шизоидные бредни называть расследованием, занимается только Муньос и заключается оно в анализе шахматных ходов убийцы, на основе их делаются голословные утверждения "космического масштаба и космической же глупости". Хулия и Сесар при этом смотрят завороженно Муньосу в рот, как евреи на Моисея, и восторгаются, открывшейся им мудростью. Большинство из того, что говорит Муньос это скучное словоблудие гадалки на вокзале, но иногда его заносит и тогда появляются шедевры

  
  — Математическая природа шахмат, — ответил он, никак не реагируя на раздраженный тон Хулии, — придает этой игре особый характер. Наверное, специалисты определили бы его как садоанальный… Вы знаете, что я имею в виду: шахматы как борьбу между двумя мужчинами, борьбу, что называется, вплотную, в которой возникают такие слова, как агрессия, нарциссизм, мастурбация… Гомосексуальность. Выиграть — означает победить отца или мать, то есть того, кто занимает господствующее положение, и самому оказаться сверху. Проиграть — означает быть разбитым, подчиниться.
  – Слон, – продолжал Муньос, – фигура, которая более всех других приближается к понятию гомосексуализма: вспомните ее глубокие диагональные ходы…

  Наверно, геометрия слона, подходящая для antrum amoris, навеяла подобные выводы.

  Читая книгу, я все время не терял надежду, может концовка будет интересной и компенсирует бестолковость, так называемого расследования, но нет, автор в финале заколачивает еще несколько гвоздей в крышку гроба данного детектива. Все оказывается делом рук психически больного, который в детстве был травмирован поражением в мелком шахматном турнире, хотя он играл превосходно, а противник трусливо оборонялся. Мама дорогая! Какая же это фигня! Естественно, от психа ждать разумной мотивации поступков не приходится, психи очень удобны для писателей детективов.

  И еще, в финале романа происходит омерзительная дележка преступно нажитых денежных средств, сопровождаемая обещанием, когда-нибудь тайно возместить часть убытков законному владельцу картины. При этом преступника, хладнокровно убившего двух человек, жалеют, стоят с трагическими мордами и стараются его понять, на его жертв всем по фиг.

  И последнее, читая роман мне вполне нормальной показалась шахматная часть, именно как игра, но я сам не умею играть, просто знаю, как ходят фигуры. Сейчас я знаю из некоторых комментариев, что и с шахматной частью в романе не очень, но, когда я читал книгу, только шахматные разборы меня цепляли, поэтому, этот момент в романе я считаю единственно хорошим и оригинальным.

  52

  953