Рецензия на книгу

• 

  Аноним3 марта 2025 г.

  "Нужно, чтобы умирали только одинокие. Или когда ненавидят друг друга. Но не тогда, когда любят."

  Сколько раз наворачивались слёзы, я не считала, но много...
  Время действия - где-то конец 20-ых годов ХХ-ого века. Место действия - Германия. И то, и другое - непринципиально, по сравнению с силой любви, не имеющей будущего...Нет, на самом деле Ремарк, не впадая ни в какие даже не очень длинные описания, передаёт атмосферу времени и места просто замечательно: небольшими событиями, мельком рассказанной историей жизни второстепенного персонажа, вот такими диалогами:

  
  Ленц встал:
  – Спокойствие и выдержка в трудных ситуациях – вот что украшает солдата. – Он подошел к шкафу и достал коньяк.
  – С таким коньяком можно вести себя даже геройски, – сказал я. – Если не ошибаюсь, это у нас последняя хорошая бутылка.
  – Героизм, мой мальчик, нужен для тяжелых времен, – поучительно заметил Ленц. – Но мы живем в эпоху отчаяния. Тут приличествует только чувство юмора.

  Трое друзей, более того - товарищей, вместе прошедших войну, стараются не унывать. У них небольшая автомастерская и прекрасный и ужасный Карл - машина, по виду которой никогда не скажешь, что она способна участвовать в гонках. А она способна, да ещё как. И ещё способна дать средства в момент, когда нечем, совсем нечем платить за туберкулёзный санаторий для Пат, девушки Робби Локампа, одного из друзей:

  
  Я поглядел на деньги. Откуда он достал их? И так быстро… Я знал все наши источники. И внезапно я сообразил. Я вспомнил любителя гонок конфекционера Больвиса, как он жадно охлопывал нашего «Карла» в тот вечер у бара, когда он проиграл пари, как он приговаривал: «Эту машину я куплю в любое мгновенье»… Проклятье! Кестер продал «Карла». Вот откуда столько денег сразу. «Карла», о котором он говорил, что охотнее потеряет руку, чем эту машину. «Карла» у него больше не было. «Карл» был в толстых лапах фабриканта костюмов, и Отто, который за километры на слух узнавал гул его мотора, теперь услышит его в уличном шуме, словно вой брошенного пса.

  Наверно, именно из-за таких моментов, книга и названа "Три товарища", а не, скажем, "Робби и Пат" или "Любовь и чахотка"... Настоящая мужская дружба, когда точно знаешь - ты не один. Когда за погибшего друга мстят лично, невзирая на правосудие. Когда над тобой могут шутить, но всегда поделятся информацией в областях, где ты не очень разбираешься. Да вот хоть как ухаживать за девушкой, которая явно не из круга механиков и таксистов:

  
  Заметь себе, мальчик: никогда, никогда и никогда не покажется женщине смешным тот, кто что-нибудь делает ради нее. Будь это даже самая пошлая комедия. Делай что хочешь, – стой на голове, болтай самую дурацкую чепуху, хвастай, как павлин, распевай под ее окном, но избегай только одного – не будь деловит!

  И это трогательно не меньше, чем история Робби и Пат... Обречённая любовь, с перепадами от неколебимой веры, что всё будет хорошо, до полной уверенности, что времени осталось очень мало... Это никого не может оставить равнодушным...

  
  глядя на Пат, я чувствовал, как глухая печаль, плотно заполнившая меня, снова и снова захлестывалась какой-то дикой надеждой, преображалась и смешивалась с ней, и одно превращалось в другое – печаль, надежда, ветер, вечер и красивая девушка среди сверкающих зеркал и бра; и внезапно меня охватило странное ощущение, будто именно это и есть жизнь, жизнь в самом глубоком смысле, а может быть, даже и счастье: любовь, к которой примешалось столько тоски, страха и молчаливого понимания.

  Робби очень старается подбодрить себя, внушая сам себе, что

  
  пока человек не сдается, он сильнее своей судьбы.

  Только болезнь неумолима... При всём желании верить приходят моменты кристально ясного понимания, что Пат не выздоровеет. А жизнь - не всегда исполнение желаний. Всё равно считая величайшим благом встречу с Пат, Робби иногда впадает в бешенство, не веря уже совсем ничему.

  
  Невидящими глазами я смотрел в небо, в это серое бесконечное небо сумасшедшего бога, который придумал жизнь и смерть, чтобы развлекаться.

  Прозрачное небо над горным санаторием, ставшее свидетелем стольким смертям... Как это страшно... А ведь эти трое молодых мужчины, прошедшие через окопные кошмары, почти что чувствовали себя бессмертными.

  
  После войны он все время думал: какое это счастье – жить. И в сравнении с этим счастьем все казалось ему незначительным.

  А ещё незаметной занозой сидит уверенность в том, что та страшная война была не последней, отнюдь и точно не последней. Мне кажется, что в книге есть одна сцена, маленькая и вроде незначительная, когда в пансион фрау Залевски, где живёт Робби, одна дама приносит младенца, и парню предлагают на него полюбоваться, которая лучше всего передаёт идею писателя:

  
  – Бедный червячок, – сказал я. – Он еще и не подозревает, что ему предстоит. Хотел бы я знать, что это будет за война, на которую он поспеет.

  Пророческое мироощущение, которое не помешало ему любить. Из последних сил... В попытке уловить капельку счастья, пока нет той, неизвестной ещё, войны.

  
  И ты должна умереть? Ты не можешь умереть. Ведь ты – это счастье.

  102

  865