Рецензия на книгу
Перебои в смерти
Жозе Сарамаго
Dikaya_Murka3 мая 2015 г.Сильно.
Сама от себя не ожидала, что поставлю этой книге максимум.
Начинали мы долго и трудно, продираясь сквозь заросли деепричастных оборотов, не в силах будучи поначалу отличить прямую речь героев от бэкграунда автора - до такой степени уж диковинна стилистика и синтаксис Сарамаго. В какой-то момент желание бросить читать стало особенно сильным. Меня удержала только замысловатость оборотов, она придавала тексту некую осмысленность, оправдывала само его существование - в конце концов не ради набора знаков все затеяно, а ради красного словца - а это уже что-то....покуда её костлявые пальцы - или пальцевые кости - выбивают по столешнице дробь...
Сарамаго жонглирует словами, как мячиками, увлеченно играет, как ребенок, который понял, что из деталей конструктора можно собрать не только предустановленную инструкцией модель, но и кое-что поинтереснее. И как ребенок стремится удивить результатами своего труда мать (мам, смотри, я жирафа из лего сделал!), так Сарамаго щедро представляет читателю набор своих словесных конструкций, настоящий музей. А в какой-то момент возникает подозрение, что и дикий синтаксис без кавычек, красных строк и вопросительных знаков тут используется неспроста.
По авторитетному мнению лингвиста-консультанта, смерть просто-напросто не владела даже самыми зачаточными навыками письма. Что же до почерка, утверждал он, то почерк до странности неправильный – кажется, что здесь сошлись все существующие, возможные и не вполне, способы начертания букв латинского алфавита, причем создается впечатление, будто каждая из них написана другим человеком, хотя это еще простительно по сравнению с полнейшим хаосом синтаксиса, отсутствием точек, неупотреблением абсолютно необходимых скобок, как попало расставленными запятыми и – это уж просто ни в какие ворота не лезет – намеренным и дьявольски упорным игнорированием заглавных букв, которые, вообразите себе, даже в подписи заменены строчной.Читаешь и лёгкий холодок пробегает по спине. Книга ведь написана как раз в стиле того самого лилового письма. Сарамаго ли пародирует смерть? Или смерть пишет от лица Сарамаго?
Автор приготовил во всем тексте много разных сюрпризов и бонусов, только достанутся они лишь терпеливому читателю, который верит автору и готов следом за ним идти в лексические дебри, не задавай вопросов об отсутствии знака вопроса. И бонусы эти не только в изложении, но и в содержании. Первая часть книги описывает дела в государстве, где внезапно перестали умирать люди. Мы не знаем ни названия той страны, ни её географического положения, ни численности населения, да это и не нужно. Это страна никогда не существовала, и одновременно она существует по всему земному шару. Собирательный образ бюрократии, портрет карандашом в деталях.
О том, что они завидуют нам, говорилось в домах и магазинах, по радио и телевидению, об этом неустанно твердили газеты и журналы: да, они завидуют тому, что в нашей стране никто не умирает, и потому хотят оккупировать нас, чтобы тоже перестать умирать.
Ну разве это ничего не напоминает??Если нет, подойдите к телевизору и включите выпуск новостей в прайм-тайм.
Вторая часть тоже достойна. Но она совсем о другом. О любви и смерти. И впечатление такое, что писал её совсем другой человек. Ясности с прямой речью хоть и не прибавилось, зато уже нету пространных отступлений, фразы простые и звонкие. Потому что это уже не бюрократический мирок, а, извините за каламбур, вопросы жизни и смерти. И хоть сюжет схватки кажется на первый взгляд типичным и избитым - музыкант против смерти, звуки виолончели против тишины вечного забвения - концовка, тоже казалось бы совсем не сенсационная, не оставляет равнодушной.
И она, смерть, поднялась, открыла сумку, оставленную в гостиной, вытащила письмо в лиловом конверте. Оглянулась по сторонам, будто прикидывая, куда бы его положить – на рояль, между струнами виолончели или же вернуться в спальню и сунуть под подушку, на которой покоилась голова мужчины. Не положила никуда. Вышла на кухню, чиркнула спичкой – это она-то, способная одним взглядом испепелить эту бумажку, обратить ее в неосязаемый прах, воспламенить одним прикосновением пальцев – и вот обыкновенная спичка, заурядная, жалкая, повседневная спичка подожгла письмо смерти, которое лишь сама смерть и могла уничтожить. И пепла не осталось. Смерть вернулась в постель, обняла спящего и, не понимая, что происходит, ибо смерть не спит никогда – почувствовала вдруг, как сон мягко смыкает ей веки. На следующий день никто не умер.
Гаснет свет, опускается занавес. Овации. Браво, маэстро Сарамаго!
826