Рецензия на книгу

• 

  Аноним25 февраля 2025 г.

  Возвращение (рецензия allegro)

  Помните фильм, Форрест Гамп? Чудаковатый герой Тома Хэнкса, в начале фильма сидел на лавочке, с чудесной коробкой конфет. К нему кто-то подсаживался и он рассказывал им свою странную жизнь.
  Подумалось.. а ведь моя удивительная книжная полочка, совсем как пёстрая коробка конфет, и рецензия моя, всё та же лавочка, к которой порой подсаживаются мои молчаливые друзья, незнакомые женщины, ангелы, даже.. и я им рассказываю что-то странное, прекрасное, грустное.

  Да, у меня удивительная книжная полочка.
  Словно Будда в нирване, она невесомо замерла возле стены, как бы поджав колени, утопая в шёпоте силуэтов весны на обоях.
  В одиночестве, в печали и в тоске по моему смуглому ангелу, или просто, проснувшись утром и нежась в постели, под мягкими сугробами одеяла, из-под которого ласково пробился лилово-бледный подснежник моей левой ноги, я люблю ласкать взглядом мою смуглую полочку.
  Иной раз, замечтавшись о любимой, не удержусь и поцелую полочку в её смуглое плечико.

  - Здравствуйте, меня зовут Саша, и я целуюсь по утрам со своей книжной полочкой..

  Так могли звучать мои слова на групповом приёме у психотерапевта.
  Или на приёме анонимных алкоголиков.
  Или на тайном заседании клуба, верящих в полтергейст.

  У меня не совсем обычная полочка. Там не просто книги, как у большинства, которые читаны или очень нравятся, а те книги-друзья — с которыми можно умереть, с которыми прошёл и боль и счастье.
  Вы думали о том, что.. когда вы умрёте, какой будет последняя ваша книга?
  К вам придёт друг.. жена, не важно. Может даже вместе придут, и застанут вас, мёртвым в постели, словно с любовницей, с какой-нибудь модной и пустой книгой. А может.. застанут вас — с Толстым, с Набоковым.

  Ах, порой до того размечтаюсь в утренней постели, глядя на мою восхитительную полочку: было бы славно.. умереть с любой из этих книг: голубоватый Платонов, зеленоглазый томик Марины Цветаевой (проза), утопающий в травке — Саша Соколов (Школа для дураков), Розовый Набоков, милая Рут Майер, поддатый Мисима в сером плаще на голое тело, флиртующий с томиком Достоевского..
  Мой смуглый ангел, или мой друг, утерев слёзы, с грустной улыбкой сказали бы: Хоть Саша и был непоседой и тем ещё дурындой, но одного у него не отнять: чувство вкуса.
  Славно вот так умереть… с синим томиком Набокова в объятьях.

  - Присмотрись.. у него в объятьях, ещё зелёный томик Достоевского.

  - Да, у Саши и при жизни были странные и свободные взгляды на любовь.

  - Это же чуточку разврат, умереть.. с томиком Набокова и Достоевского, в объятиях.

  - Да, но очень нежный разврат. Ты что сегодня делаешь вечером?

  Боже, я порой навзрыд мечтаю по утрам в постели, представляя себя.. голым и мёртвым, таким ранимым и нежным… в постели, с Набоковым. С томиком Набокова, разумеется, а не с самим Набоковым. Не дай бог..
  Ах, с моей удивительной полочкой, хоть на луну. И конец света не страшен с ней.
  Выгляну в окно: мороз и солнце, синички раскачиваются на своих весенних качельках голосов, и думаешь с грустью: и сегодня, видимо, не наступит конец света..
  А было бы славно, если бы наступил конец света и я бы мог спокойно, с наслаждением перечитать всю мою книжную полочку, пока люди заняты своей обычной паникой спасения жизней.
  Да, было бы славно, снова обняться с Набоковым (с книгой).
  Конечно, хотелось бы с моим смуглым ангелом..
  Может потому я по утрам, до слёз мечтаю о Конце света?

  С другой стороны, не обязательно же ждать конца света, чтобы перечитать любимые книги?
  Подхожу к полочке. Голый и сонный. Глажу полочку. Набокова — целую.
  Чуточку стыдно.. Потому что.. думаю то я в этот миг, о моём смуглом ангеле. Прости, Набоков..
  Господи, до чего ты дожил, Саша!
  Любимая твоя, в Москве, быть может думает, что я её уже давно забыл и вовсю развлекаюсь с женщинами.
  Какое там! Стою, у книжной полочки, голый, чуточку озябший и худенький до неприличия, словно добавочно раздетый, в идиотических розовых тапочках, в слезах и с мыслями о смуглом ангеле, и… целуюсь, с полочкой! С Набоковым!
  Синички качаются на качелях, словно весёлые сумасшедшие во дворики психбольницы, словно.. барабашки: качели их солнечных голосов, раскачиваются сами собой.. в пустоте, и на них никого нет.

  Итак. Пьеса Набокова — Событие.
  Звучит странно? Набоков и.. пьеса.
  Звучит так же странно, как если бы Достоевский писал стихи.
  Впрочем.. Достоевский и правда, писал стихи.

  Набоков написал очень тонкую пьесу в чеховском духе, с чудесным, грустным юмором и.. с привкусом сна.
  В хорошем смысле.
  Горький был как-то влюблён в одну очаровательную девушку.
  Он дал ей почитать свою новую новеллу. Через некоторое время, снова вошёл в комнату, и увидел нечто ужасное: любимая.. мирно спит в кресле, с книжкой Горького в руках.
  В некоторой мере, это так же ужасно, как если бы… любимый человек вдруг заснул во время секса.
  И ладно бы.. с другом, с другим, не с тобой, это было бы даже забавно.
  Разумеется, Горький с ней — расстался.

  Кто хоть чуточку знает Набокова, понимает: у него всё не то, чем кажется на первый взгляд.
  Так для ребёнка, простой осколочек зелёного стекла в ладошке — вовсе не стекло, а чудо и небо в ладонях, небо, где-нибудь на спутнике Сатурна. Небо, которому снится солнечный зайчик. Ладоням снится солнечный зайчик… и спутник Сатурна.
  Мне часто кажется, что в прошлой жизни, Толстой, вероятно был — женщиной. В позапрошлой — чудесным пегим конём на приволье.
  Достоевский был огромным кипарисом на скале.
  А кем был Набоков? Нет, не бабочкой: миражом в пустыне.
  Или.. солнечным зайчиком, в руке у Христа-ребёнка.

  Набоков  — мастер снов. И данная пьеса, по сути, удивительно подробно, воссоздаёт таинственный процесс, как у энтомологов, наблюдающих за превращением куколки, в бабочку — превращение нашей напрочь больной реальности — в сон и кошмар, и в этом смысле, конечно, эта на вид простая трагикомедия в чеховском смысле, не уступает тайным и древним тибетским манускриптам, в которых говорится о том, что наш мир — сон и покров Майи, и каждое живое существо в нём, по своему просыпается от этого сна: в любви ли, в настоящей дружбе, в творчестве.. в страдании или милосердии (по сути, это всё печальная радуга одного и того же распятого чувства).

  Если бы в аду снились сны, они были бы похожи на пьесу Набокова: в ней всё смешано, спутано, как корни деревьев в тёмном и заколдованном лесу (так дети порой, потерявшиеся в лесу, прижимаются друг к дружке).
  Да, в пьесе Набокова, всё ясно.. но в то же время, но крылья словно бы проявятся за плечами текста, с грацией призрака ребёнка, робко коснутся вашего плеча… вы оглянетесь, слегка вскрикните, и крылья чеширски исчезнут, светло улыбнувшись.
  Исчезнут навсегда, и вы останетесь в аду, наедине со своими страхами, сомнениями, надеждами, причудливо отражёнными в разбитых зеркалах, коими, как известно, ад обставлен — как цветами.

  В пьесе, перемешались образы и тени Онегина, Ревизора Гоголя, некая достоевщинка..
  Завязка пьесы, проста и кошмарна как жизнь, от которой хочется проснуться, да вот беда — некуда, просыпаться.
  Так бывает иногда и в любви: и жить некуда и умирать некуда, и приходится жить и умирать — в себя, в творчество. Шёпотом..

  Жила была на свете — Любовь.
  Похоже на начало грустной сказки, правда?
  Любовь была влюблена в человека, чуточку не от мира сего, которому было тесно жить в кошмарных рамках нашего мира.
  Таких людей сразу видно: им чуждо, как кошмар, всё то, о чём мечтают большинство людей: богатство, слава, карьера, сытая жизнь и не менее чудовищное сытое счастье, в которое так часто мечтают зарыться людские сердца, зарыться — в кошмарный сон жизни, словно бы присягнув ему, принеся в жертву — душу, любовь.

  Не случайно у нашего героя, фамилия — Барбашин. Почти — барабашка.
  Такие люди, порой в ужасе прижимаются душой, словно напуганные чудовищем, дети, -к прозе жизни, желая как бы прикрыться прозой будней, как листвой и травой.
  После ссоры с Барбашиным, Любовь, на эмоциях, расстаётся с ним и.. выходит замуж за добропорядочного и милого художника.
  Иногда такой порыв, у женщин, да и у мужчин — сродни броску Карениной под поезд.
  В метафизическом плане, это падение ангела, с пылающих небес любви — на землю.
  Это предательство не столько — бога, неба в груди — любви!, сколько, предательство — себя.
  Проще говоря — маленькая смерть. Локальный апокалипсис, не вышедший за пределы груди, и человек порой тратит титанические усилия, что бы скрыть о себя, эту тайну: что его уже — нет, он — мёртв.
  Он старается прикрыть тайну о свой смерти, прелестными покровами сытого счастья, работой, богатством..

  По сути, мы видим довольно редкий в искусстве, метафизический адюльтер: измена не мужу, не жене, а — себе, любви. Т.е. — богу.
  Муж, в данном случае, выступает в редкой роли — любовника: словно в аду, всё перевёрнуто с ног на голову.
  Следовательно, человек, отпавший от любви, себя и бога, начинает жить в побочной, ложной, сумеречной веточке реальности, похожий на тихий кошмар.
  И вот тут разверзается бездна Достоевского: кто, или — что, будет тем грозным и сияющим ангелом, — событием, которое возвестит человеку, что он — мёртв?
  И, что самое главное: будет ли это преступлением, со стороны ангела, если он скажет человеку, что он — мёртв?

  Таким падшим ангелом, у Набокова, становится, покинутый Любовью — Барбашин.
  В одной прекрасное утро, он является к молодожёнам, словно грозный призрак из прошлого.. с пистолетом в руке.
  Накрапывает дождь..
  У Набокова, нет ни одной случайной детали. У Набокова — мышление ангела (по сути, в этом и состоит тайное назначение подлинного искусства — помочь человеку, снова, мыслить как ангел. У чтива — обратное назначение).
  Дождь становится как бы живым воплощением лестницы Иакова, в его сне, по которой ангелы нисходят к дочерям человеческим.
  Т.е, дождь — смешение земного и небесного: искупление человеческого.
  Происходит трагедия: отверженный влюблённый (ангел), стреляет в любимую и в её мужа. Ранит их..
  Но его «вяжут» и помещают в тюрьму.
  А что есть мир, без любимой? Тюрьма и ад.
  Так что, для Барбашина ничего не меняется.

  Жизнь продолжается. Любовь живёт жизнь, или то, что ей кажется — жизнью.
  Живёт вроде счастливо.. сыто. Но словно бы сквознячки веют в душе и плакать хочется по ночам.
  И муж вроде хороший и милый. Художник..
  Но он ей — чужд. По сути, художник, это визуализация в аду, внутренней, ласковой пустоты в человеке, очень даже милой и доброй, о которой нужно заботиться.. а жизнь меж тем, проходит мимо. Как дождь.

  У Любови, умирает ребёночек. От кого он? От Барбашина, или от мужа? Неизвестно, да это и не важно.
  В аду любви, смерть ребёнка — это иногда зримая фиксация гибели души, живущей в сторону от любви.
  В некоторой мере, это всё тот же «выстрел». но уже метафизический, не в ней, а — в душу женщины.
  Гибель ребёнка, впервые приоткрывает глаза Любови: она словно догадывается, что живёт — в аду, что её муж, добрый и милый.. не тот, о котором она мечтала.

  И вот, прошло 6 лет. Любовь, и её муж художник, живут вместе с мамой Любови в грустном пансиончике: у мамы, прелестное чеховское имя: Антонина Павловна.
  Она — писательница. В комнатах, то и дело раздаётся эхо постукиваний от пишущей машинки: ба-ра-ба-шка.
  Порой кажется, что то, что пишет Антонина Павловна — кошмарно сбывается (если ставить пьесу в театре, то чудесно было бы сделать именно так).
  Так искусство порой мстит — действительности, за то, что люди, с наслаждением уродуют красоту и любовь, заменяя их суррогатами красоты и любви: суррогатами жизни.

  Пример таких суррогатов — картины мужа Любови: это лжеискусство: оно тоже чуточку мстит — уродуя души людей.
  И ложная любовь может стать лжеискусством, в своём сытеньком счастье, пряча душу человека: людям такое нравится.
  Любопытно, что имя у мужа Любови — Алексей Максимович.
  Я даже не сразу понял, что Набоков, тут, быть может чуточку обыграл Горького.
  Насколько я помню, жена Горького, устав от его вечных измен, решила тоже.. «погулять», словно бы примерить новое платье.
  Как потом стало известно, любовник жены Горького (а потом, вроде и любовник его любовницы: скажем прямо — Горький давно прямо-таки царапался в дверь творчества Набокова, как… как.. милый кот, нежно ломящийся к нам в ванну, выглядывая чеширской лапкой из-под двери, словно ласковый и чуточку пьяный вор-домушник), был агентом и совершил покушение на него.
  Его потом даже расстреляли. Любовник любовницы, вроде тоже был агентом и был повинен в смерти сына Горького, который, к слову, был как раз художником.

  Прошло 6 лет, и былую любовь нашей Любови, досрочно выпускают из тюрьмы.
  Все — в предвкушении События: казни, мести, которую он учинит любимой и её мужу.
  Снова идёт дождь..
  Чуточку повторяется та же ситуация, что и в Гоголевском Ревизоре: трагедия жизни в том, что в ней всегда всё повторяется, по спирали, и маленькая ссора влюблённых 2000 лет назад, их неискупленная боль и обида, может в веках кошмарно вырасти, словно тень от качнувшегося фонаря, и стать — адом войны, где погибнут миллионы.
  Всё в жизни возвращается..

  Набоков расширяет пространство гоголевского замысла, до почти вселенских размеров, одновременно сужая трагедию вселенной.. до размеров одной семьи, быта, словно в Божественной комедии, искажённом в перепуганном разуме художника, мужа Любови: мы видим фактически чудовищно искривлённый мир, сквозь призму души художника.
  Читать Набокова нужно не менее внимательно, нежели в консерватории, слушать Рахманинова: отвлёкся на секунду.. и, всё, дальше Рахманинова уже не понять. Смотришь на несчастного пианиста, и не понимаешь ничего, более того, кажется, что ему нужно.. помочь, может ему плохо, может.. экзорциста вызвать даже: ну не может простой музыкант так обречённо-болезненно содрогаться у рояля! Ему нужна срочная помощь!

  Например, такая маленькая нотка в пьесе, мимо которой пройдёт 98% читателей, но на самом деле, она является чуть не главной подсказкой, меняющей всю тональность прочтения.
  Барбашин (отверженный ангел-мститель), с грустной улыбкой говорит, что у него болит нога.
  Он снимает ботинок: ну да. Вылез гвоздик в подошве..
  В аду нелюбви и кошмара лживой жизни, образ вернувшегося для мести и суда над Любовью (в широком смысле), сначала вырастает, как тень от качнувшегося фонаря в пустом переулке, до образа Ревизора-Христа, и почти в тот же миг, этот апокалиптический образ, схлопывается до мрачного фарса (акустика ада).
  Прободение гвоздём, ног Христа, в этом аду превращается в милый факт простого гвоздика в ботинке.

  Т.е. распятия не случается, а значит на горнем плане прочтения, мы видим настоящий апокалипсис, превосходящий апокалипсис в Евангелии, в сотни раз, вот только громада этого апокалипсиса столь велика… что люди его, попросту не видно, как не видели бы люди в конце света, ангелов, если и бога, если бы.. они были размером с солнечную систему и созвездие Лиры.
  Может конец света уже давно наступил и мы этого не заметили?

  С одной стороны, в пьесе происходит ревизоровский катарсис холостого выстрела чеховского ружья, висящего на стене: все вроде бы остаются живы..
  Но это — сытое счастье толпы, и есть — настоящий ад, которое толпа просто не может увидеть.
  Люди в пьесе, не просыпаются от своего ада ложной жизни, ложной и пошлой любви — к высшей любви и к себе, подлинным, Художникам своей судьбы, а это хуже, чем смерть.
  По сути, гвоздик в ботинке Барбашина, говорит о том, что на горнем уровне пьесы, распятия Христа не случилось, и мир  — обречён: в этом смысле, это самая экзистенциальная и христианская вещь Набокова.
  Люди сами себя обрекли на нелюбовь и гибель: нет большего ада и судьи над человеком, чем сам человек: человеческое, в равной мере, распинающей на земле и Бога, и человека, и любовь, красоту.
  Если бы я ставил пьесу в театре (На Таганке!), то все герои и образы пьесы, вращались бы вокруг этого тускло поблёскивающего гвоздика, словно вокруг.. умершего солнца.
  Гвоздик бы изумительно сыграл.. Александр Петров.
  Это был бы пик его карьеры. Или.. конец.

  Начало пьесы, в театре, я начал бы так: на пустой, тускло освещённой сцене, сами собой — полтергейст, — медленно передвигаются детские мячики, словно бы страдающие лунатизмом.
  5 мячиков. 5 лет прошло с момента гибели ребёнка Любови.
  Мячики  — это инвентарь художника, для одной картины, для которой ему позирует соседский мальчишка: тени в аду..
  Любопытно, что в конце пьесы, мир словно бы выворачивается наизнанку и люди становятся — тенями, а тени, отражения, начинают говорить и тихо сходить с ума: японский театр теней от Набокова.

  Сине-лиловый мячик, робко разбивает зеркало: при постановке пьесы, нужно сделать так, чтобы осколки зеркала не падали на пол, а повисли в воздухе, как осенняя листва.
  Эти осколки потом проплывают по воздуху и среди персонажей, на протяжении всей пьесы (а у меня задатки режиссёра. Ещё бы.. после 2 бокалов вина!).
  По сути, мы видим не столько соседского мальчишку, позирующего для картины, сколько — призрак умершего ребёнка. В то же время, это как бы и маленький Христос.
  Но здесь есть интересный момент. Дорогой читатель, сделать тебе маленький эстетический подарок? Ты мило улыбнёшься, если будешь читать пьесу.. с моим подарком.

  Мой смуглый ангел.. а тебе я могу сделать три подарка, по блату, хочешь? Хочешь.. себя подарю? На ночь? Или улыбку, мой сизый томик Набокова, вино на столике, начатое пирожное с ежевикой, мой телефон разблокированный… так, что тебе ещё подарить, мой смуглый ангел? Оглядываю свою комнату: Барсик, на всякий случай лезет партизаном под кровать: торчат его чеширские задние лапки..
  В биографическом романе Другие берега, Набоков описал точно такой-же сине-лиловый мячик из своего детства, который закатился под кровать, и так и остался там, навсегда, в лихолетье революции.
  Спустя 35 лет, Набоков нашёл под кроватью этот озябший мячик и подарил его — своему персонажу, ребёнку, который.. разбил им зеркало.
  Мило..

  Внимательный читатель (лучше, конечно, чуточку пьяный, и внимательный), заметит ещё один прелестный и тайный штрих Набокова: переодетый и чудаковатый сыщик в пьесе, будет передвигаться под окном Любови и её мужа, художника, вычерчивая размытые инициалы Набокова.
  Словно все герои пьесы, в трепетном страхе.. ждут не только ангела — Любовь. с пистолетом, Христа, но и — Набокова: сам автор, бог своих героев, незримо приходит к ним..

  И как иногда бывает, сердце женщины, всё знает, всё чувствует, и сама, первая, казнит себя — Любовь понимает, что она, на самом деле, всё это время любила Барбашина, а не мужа.
  Её хочется написать ему.. пойти к нему.. полететь к нему, и рассказать всё всё всё за эти годы, все свои сны, мечты, страдания.
  Для женщины, любовь — это бог, и она рано или поздно, приходит к богу: самый древний бог, это бог в сердце женщины.
  Любовь, словно бы просыпается от всего этого морока ада и жизни, и лживые декорации мира и просвечивающиеся свиные рыла людей и жизни, словно бы рушатся, гаснут..
  Ангел пробуждается… но не слишком ли поздно?
  Для любви, даже в аду, не бывает — поздно. Ибо времени больше не стало.
  В нашей жизни, есть лишь одно главное Событие — Любовь. Главное, не проглядеть его. Всё прочее, что мешает этому событию сбыться — чепуха и злой мираж.

  При постановке пьесу в театре на Таганке, было бы чудесно сделать так, чтобы в конце представления, доверчивая темнота в зале, как бы начала рушиться, и сквозь потолок и стены, словно синева, сквозь осенние ветви, стали бы проступать лики рая и ангелов, и.. приблизившееся, исполинское лицо.. Бога, или Набокова, с голубым и ласковым оком.
  Возле театра, ещё до начала представления, стояли бы 5 скорых машин, со странными санитарами, в белоснежных крыльях, накинутых на плечи, словно халаты.
  И стояла бы один полицейский "бобик" (сейчас есть ещё бобики? я в ранней юности однажды «прокатился» на таком бобике), — для режиссёра: для меня.

  41

  1,9K