Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Каждый умирает в одиночку

Ганс Фаллада

  • Аватар пользователя
    Аноним31 января 2025 г.

    Непростая книга. Зная реальную историю маленького, но гордого сопротивления, вдохновившую Фалладу, читать её тяжело. На последней трети я отложила аудиокнигу и перешла на текст — хотелось быстрее пройти через гнетущий и предсказуемый финал. К сожалению, причина этого — не сам роман, а реальность, на которой он основан. Но сложная тема не даёт индульгенции на неровность письма — оно требует не меньше точности, чем любая другая. Напротив, чем тяжелее материал, тем выше ответственность за его художественное воплощение.

    Фаллада бережен и уважителен к фактам, внесённые им дополнения и изменения не искажают реальной картины. Он тонко передаёт душевное состояние супругов — их сомнения, страхи, надежду, путь к открыткам как к той форме сопротивления, которую они посчитали важной. Каждое новое послание несёт в себе и смесь отчаянной веры в чей-то душевный сдвиг, и осознание опасности, ведь гестапо снуёт всюду.

    Однако "Один в Берлине" оставляет мало пространства для нюансов: плохие здесь карикатурно злы, а хорошие разве что без нимба, их единственный грех — угрюмость. Чувствуется некоторая писательская неряшливость и неуклюжее желание охватить больше, чем того требует фокус, сосредоточенный на малом, всего лишь на двух людях, решивших сопротивляться. И этот выход за пределы частной истории даётся книге не слишком уверенно. Но нельзя не отметить: роман вышел всего спустя пару лет после падения Рейха, в 1947 году, когда о немецком сопротивлении нацизму в открытую говорили редко. Фалладу трудно обвинить в спекуляции — он писал, не подстраиваясь под ожидания, а фиксируя то, что ещё не стало частью общего нарратива. Да и по сей день у нас немного художественной литературы на эту тему.

    Жаль, что в литературном плане роман неровный. Вышедший в тот же год роман Фаллады "Кошмар в Берлине" производит куда более сильное впечатление. Хотя, возможно, именно шероховатость и сырая непосредственность делают книгу такой живой и нервной, словно важно было не столько выверить каждую строчку, сколько зафиксировать саму историю.

    20
    443