Рецензия на книгу
Бесы
Федор Михайлович Достоевский
Melioratore27 января 2025 г.Роман «Бесы» Достоевского: революция как одержимость.
Ф. М. Достоевский в романе «Бесы» (1871–1872) создаёт аллегорию революционного движения как духовной болезни, сравнивая его с "бесовской одержимостью". Эта метафора восходит к евангельскому эпизоду, вынесенному в эпиграф: «Тут берега́, тут всё противоречия вместе живут» (неточная цитата из стихотворения Пушкина «Бесы», но ключевая отсылка — к Евангелию от Луки (8:32–36), где Христос изгоняет легион бесов в стадо свиней). Революционеры у Достоевского — не просто политические заговорщики, а "носители метафизического зла", утратившие связь с нравственными основами.
Почему революционное подполье = «бесовщина»?
Революционеры-нигилисты (Пётр Верховенский, Шигалёв) превращают идею «переустройства мира» в фанатичную религию. Их программы — пародия на утопии: Шигалёв предлагает «разделить человечество на две неравные части: одна десятая доля получает свободу личности, остальные девять десятых превращаются в рабов». Это не прогресс, а "дьявольская пародия на равенство", где свобода подменяется тотальным контролем.
Николай Ставрогин, центральный «бес» романа, воплощает духовную пустоту, ставшую питательной средой для зла. Его эксперименты со злом (насилие над Матрёшей, провокационные поступки) — не бунт, а скука пресыщенного демона: «Мне всё равно, будет ли добро или зло… Я хочу лишь моей собственной воли». Он — «человек-призрак», чья аморальность заражает других, как бес, вселяющийся в одержимых.
Группа Верховенского — не организация, а "сборище одержимых":
- Липутин (шут и предатель),
- Шатов (отступник, ищущий веру),
- Кириллов (философ, одержимый идеей самоубийства как акта свободы).
Их объединяет не идея, а «ненависть к миру», которую Верховенский ловко направляет в хаос: «Мы провозгласим разрушение… Всё к одному знаменателю, полное равенство!».
Расправа над Шатовым — ключевой эпизод, где революционеры совершают кровавый обряд, чтобы «скрепить союз». Это не политическое убийство, а "сатанинская месса", где жертва приносится ради иллюзии единства: «Надо, чтобы всё общество слышало… чтобы боялись» (Верховенский).
«Бесы, вышедшие из человека, вошли в свиней» (Лк. 8:33)
Революционеры — те самые «свиньи», в которых вселился легион бесов. Их «прогрессивные» идеи — бегство в пропасть, как стадо, бросившееся в озеро.
- «Если Бога нет, то всё позволено» (отсылка к «Братьям Карамазовым»)
Без высшего смысла революция становится самоцелью, а её вожди — лжепророками. Шигалёвщина и верховенщина — логичный итог атеистического бунта.
Достоевский предупреждал: "любая идея, требующая разрушения «во имя светлого будущего», несёт в себе бесовское начало". Роман стал пророческим:
- Террор как метод («цель оправдывает средства») — предвосхищение практик XX века.
- Культ «сверхчеловека» (Ставрогин) — прообраз ницшеанства и тоталитарных вождей.
- Дегуманизация — революционеры теряют человеческий облик, как Кириллов, уверенный, что «если Бога нет, то я бог».
«Бесы» — роман-экзорцизм. Достоевский, словно евангельский Христос, изгоняет бесов современности, показывая, что под маской «свободы» и «равенства» скрывается древнее зло: «Русский человек стал чертом, скучно стало русскому человеку» (Степан Трофимович Верховенский). Революция здесь — не политический акт, а "метафизическая болезнь", лечение которой возможно только через покаяние и возвращение к духовным корням. Как писал сам автор: «Нельзя устроить человечество иначе, как поставив целью ему Бога».7257