Рецензия на книгу
Страдания юного Вертера. Фауст
Иоганн Вольфганг Гете
Аноним11 января 2025 г.Ужасающая сила слова
Я должен сделать пару оговорок:
Моя рецензия относится исключительно к «Страданиям юного Вертера», поскольку до «Фауста» я еще не добрался. Однако все еще впереди.
И еще одна деталь — я не сужу произведение с точки зрения «хорошо/плохо», не уверен, что имею на это право. Для меня рецензия — возможность отрефлексировать прочитанное.
Текст написан в форме «романа в письмах», что довольно типично для немецкой литературы второй половины XVIII века. Эта форма схожа с записями в дневнике, поскольку и через нее можно проследить психологические трансформации героя.
В целом, история не изобилует шокирующими поворотами, но и не для сюжета серьезные тексты пишутся. Вспоминаем, например, Борхеса с его утверждением о лишь четырех возможных сюжетах и их вариациях.
История Вертера довольно типична с точки зрения трагичной любви, но все же есть нечто, что позволяет книге выйти за рамки собственного художественного пространства. Во-первых, она одна из первых затрагивает мысль, которая отразится у Карамзина в сентиментальном высказывании «и крестьянки любить умеют!…» В «Страдании…» есть отдаленно напоминающая история с похожим выводом о крестьянских чувствах. Все мы, в общем-то, умеем любить. И глубокие чувства доступны не только образованным людям (в книге даже звучит мысль о том, что образованность и погубила возможность «чувствовать» по-настоящему), но и «обывателям». Не существует абсолютно необразованного человека, как говорит филолог Жаринов, а потому и следует с равной долей первичного уважения относиться ко всем людям.
Во-вторых, глубокие и трогательные художественные образы. Картина шестилетнего сельского ребенка, с любовью держащего новорожденного, умиляет и отпечатывается даже не в голове, а где-то в закромах души. Вечно читающий Гомера, а затем и поэта-мистификацию Оссиана Вертер дает возможность взглянуть на то, чем герой вдохновлен и сформирован. И Вертер безусловно глубок, раз способен воспринять ценность большой литературы. Очевидно, герой не на пустом месте мечтает о присвоении Лотты — ведь он вычитал это у Гомера. Вертер называет свои желания греховными, но тут же одергивает себя — «а грех ли это?»
При этом он не может не знать о последствиях возможного преступления заданных Лоттой границ. К войне между двумя народами это не приведет, но к катастрофическим последствиям — однозначно.
И поражает до глубины души картина того, как абсолютно жизнерадостный человек с каждым письмом своему брату Вильгельму становится все более и более погруженным в душевно-духовный хаос. А попытка сбежать от причины ментального разлада становится не слишком уж и удачной.
Писать об автобиографическом следе не вижу смысла, поскольку в каждом произведении каждого автора он в том или ином масштабе присутствует. Но, позволяя себе небольшое отступление, литература (как и искусство в целом) тем удивительна, что автобиографический след может оставлять и сама книга — на ум приходит гибель героя поэмы «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева от удара ножом в горло. Автор же книги спустя много лет скончался от рака горла.
«Страдания юного Вертера» схожим и, к сожалению, негативным образом повлияли на ряд читателей, которые подражали герою. Пришлось даже запрещать произведение. Хотя вряд ли Гете хотел, чтобы его книга дала такой эффект. И снова — в этом прелесть и ужас литературы: никто не знает, как книга отпечатается в судьбах её читателей.
Для семнадцатилетнего Наполеона Бонапарта, например, она стала настольной. Император Франции даже встречался с автором «Вертера» и помимо восхищений высказывал и претензии. Как истинный романтик, Наполеон уповал Гете на то, что Вертер не должен был быть отвлечен на ущемленное самолюбие: якобы герою следовало обратить все свое внимание исключительно на чувства к Лотте и не разбавлять переживания столь необязательными элементами.
Претензии Наполеона, на мой взгляд, из того же разряда «хорошо/плохо». Книга получилась такая, какая она теперь есть. В большую литературу она однозначно вписана.
Настольной она для меня не стала и вряд ли станет, но я от нее этого и не требую. Главное — она оставила во мне и в миллионах читателей впечатления, которые расширяют восприятие красок мира. Хоть и звучит сентиментально, но таков и сам роман. А одна из задач рецензии — логично вписаться в художественный ореол рецензируемого произведения. К этому и стремлюсь.621