Рецензия на книгу

• 

  Аноним31 декабря 2024 г.

  Ложится мгла на старые ступени...

  Все, с кем я каждодневно общаюсь на окололитературные темы, наверное, помнят, как долго и мучительно я читала эту книгу, не бросая ее из принципа и присущего мне упрямства, и как я характеризовала ее неоднократно "смесью мемуаров с анекдотами, местами политическими". Да, именно так большая часть текста и воспринималась. К тому же, читалась она с большими усилиями и ничтожно маленькими порциями, не оставляя по себе почти ничего в голове. В этой своей позиции я была тверда. Подпитывалась она ещё парой моментов авторской манеры повествования.

  Первый момент я бы охарактеризовала излишней, как мне казалось, политизированностью, своеобразным ощущением обиженности на Советы, которая будто нарочно выставлялась автором исподтишка, но самыми острыми углами. Конечно, обижаться было за что - с этим я и не думаю спорить. Вопрос - как это преподнести, и автор сознательно выбирает конкретный способ подачи. Впрочем, это неоспоримое право автора.

  Второй - это своеобразное "белое пальто" в отношении своей семьи, где все и швецы, и жнецы, и на дуде игрецы, академические умы и чуть не гении без пяти минут, мастера на все руки и проч. Несомненно, время было трудное, выкручивались как могли, и достойно огромного уважения, что при той бытовой скудности и финансовой ограниченности умные образованные люди столько могли произвести своими руками, приложив к ним знания, чтобы сделать свою жизнь чуточку более сносной. А ещё и на земле работали, применяя все те же знания, и с нее кормились. Хоть и было все равно "немного голодно". Бесспорно, это исключительно положительно характеризует семью героя. Но в то же время - снова весьма острым углом - противопоставлено другим, кто жил бок о бок, но не копал, не сеял, трудом гнушался, особенно будучи человеком от земли, для которого это должно было быть вроде как само собой разумеющимся. Автор выражает недоумение и даже негодование с позиции "вот мы-то какие молодцы, а они что? чернь? да ещё и не желают работать!". Это тоже коробило, наравне с "обидками".

  Таково было мое восприятие текста. До определенного момента. А потом вдруг все изменилось. Причем я даже не могу назвать точный момент (или моменты) по тексту, когда это произошло - какая-то незримая трансформация исподволь, и вот уже я с трудом сдерживаю  щемящее чувство сопереживания и боли, когда текст тебе отзывается уже твоими собственными воспоминаниями, и на глазах вскипают те самые горячие очищающие слезы...

  Ещё с первых страниц книги обратила на себя внимание одна отличительная особенность авторского стиля: повествование ведётся от третьего лица, есть главный герой, Антон, чьими глазами мы видим все эти истории-воспоминания, но при этом периодически, ненадолго, Чудаков переходит на речь от первого лица. (Как я понимаю, аналогичный прием используется в "Даре" Набокова, поэтому "Дар" автоматически отправился в список к прочтению - очень интересно посмотреть, как там.) При этом мы понимаем, что Антон и "я" - практически отождествления, Антон - буквально переосмысленное сквозь призму художественного замысла "я" самого автора. Сначала это перескакивание было странно, но я быстро привыкла. Такое чувство, будто этим подчёркнута автобиографичность романа, когда личная принадлежность воспоминаний настолько сильна и  очевидна, что завладевает пишущим, оживляя пред ним картины былого, что это "я" так  захлёстывает эмоционально, что переливается через "край" текста. Чтобы мы, читающие, поняли и прочувствовали, насколько роман - "сокровенное" автора, что он делится им не для развлечения или формальной дани традиции писания мемуаров, но выворачивает наизнанку душу и отдает ее содержимое, такое разное - всякое - нам, на наш суд. И даже не суд - а со_чувствие, сочувствование. Это, мне кажется, как раз такой случай, про который говорят, что человек пишет просто потому, что уже не может не писать...

  Лейтмотивом повествования проходят воспоминания о деде. Дед - новый тип "былинного" героя, человек, прошедший через жернова идеологической ломки, но умудрившийся при этом не только выжить, но и не "сломаться", остаться верным своим принципам и сберечь свою семью. Как? Уму непостижимо.
  Духовная прозорливость? Или просто удачливость, последствия вовремя принятых решений (окончив семинарию, не принимать духовный сан, вовремя уехать из Москвы, не дожидаясь возможной и вполне вероятной ссылки)?
  В жизни каждого из нас есть "ключевой" человек (иногда и не один) - тот, кто оказал решающее значение на формирование нас как личности. Тот, чей образ с течением времени идеализируется, а потом и мифологизируется в нашем сознании, тот, кто оказывает воздействие на всю нашу разумную деятельность всегда, в каждый момент времени - даже тогда, когда его уже нет рядом. С кем мы ведём постоянный внутренний диалог на протяжении жизни, тот, потеря которого оставляет внутри никем не заполняемую пустоту...
  Образ деда рисуется воспоминаниями Антона/автора с огромной любовью, доходящей почти до благоговения, трепетно, всесторонне, объемно, превращая историю взаимоотношений дедушки и внука в центральное смыслосое ядро повествования. Оттого финальная глава ("И все они умерли") воспринимается невероятно пронзительно.

  У автора особое отношение к предметному миру - через опоэтизирование. Это настоящая поэзия быта, вещи - в противовес культу вещизма современного человечества. Каждая вещь имеет свою ценность, место и предназначение. Ее цель - служить человеку. Когда предметный мир скуден, то задача каждой вещи служить как можно дольше, потому что, возможно, в случае утери заменить ее будет нечем. Кроме того, порой вещь эта сделана из подручных средств, а это неизбежно наделяет ее уникальностью. Вещь, предмет имеет качество, потому что сделана "на совесть", к ней неприменимы количественные характеристики "одноразовых" вещей современного мира, одним своим бытием она отрицает принцип конвейера, у вещи есть душа и судьба. Особо "удачливая" вещь даже переходит из поколения в поколение (вроде дедовой бритвы царских времён), не возводясь в культ, но становясь символом, превращаясь в определенный "якорь" памяти, устойчивости, незыблемости в изменчивой жизни человека - в противовес безликим вещам, производство которых поставлено на поток.

  И ещё важный прием - показать не героя на фоне его времени, событий и людей, а время и других его очевидцев - через видение, восприятие, воспоминания самого героя/автора. Фокус вынесен вовне. Здесь не герой - краеугольный камень, вокруг которого формируется мир. Здесь причудливое пересечение событий, людей, символов, предметов создают героя, делают его тем, кто он есть.
  Автором показан новый - "пунктирный" - герой, который не выписывается специально, не наделяется привычной для художественного повествования значимостью. Он будто материализуется из сгустков света на пересечении лучей-воспоминаний, он соткан из этой паутины разрозненных историй о событиях, местах, людях и даже животных. Именно он, этот эфемерный герой, становится тем связующим элементом, что объединяет все повествование в целостность своим незримым (и зримым) присутствием в нем. Дух сложного времени, прошедший сквозь восприятие героя как сквозь сито, оставил по себе лишь то самоценное, что сделало его, героя, таким, какой он есть, и мир вокруг таким, как он запечатлелся в сознании. Здесь нет сюжета, но есть нечто большее - метафизика, облеченная в звучащее слово, прошедшая через рефлексию и самое сердце автора.

  В заключение хочу порекомендовать произведение тем, кто устал от романистики "классического" типа или постмодерновых вывертов мысли, как книгу для медленного чтения. Советую приступать к знакомству с ней без особенных ожиданий, навязанных чужими мнениями - как к образчику хорошего литературного языка, в своей простоте и ясности органично вобравшего в себя экспрессию и меткость просторечий и жаргонизмов, превратив стиль автора в особый род поэзии повседневности.

  3

  413