Рецензия на книгу
Жизнь и время Михаэла К.
Дж. М. Кутзее
Аноним24 марта 2015 г.Где-то между пафосом и темой "маленького человека" расположилась для меня литературная сфера доселе неизвестного мне Кутзее.
Эту книгу тяжело оценить хотя бы потому, что ЮАР времен апартеида представить уроженцу бедноватого среднего класса России довольно тяжело. Сразу же видятся коротенькие телевизионные сюжеты о событиях, потрясающих далекий континент, кадры изможденных людей в спадающей скудной одежде. Все это имеет довольно посредственное отношение к настоящей жизни. Реалистичность личности Михаэла на протяжении всего чтения неоднократно вызывает сомнение, да и отношение к самому герою уловить довольно сложное.
Трудно проявлять доброту к человеку, которому ничего не нужно.Да, можно представить, что попавший в вихрь войны человек с небольшими умственными способностями, который доселе смотрел на жизнь взглядом, упертым в садовую землю, в итоге просто теряет какие-либо способности к социализации. Или же груз обязательств, возникающих у неприкаянных бездомных, которые все же должны быть учтены и внесены в статистические сводки, становится слишком тяжел для него, и есть лишь одно желание - обрабатывать свой огородик с тыквами и лишь бы никто не приставал, даже с добрыми намерениями. Ничего не надо, не лечите, не кормите, отстаньте и дайте покоя.
Может быть, счастье в том, чтобы просто не попасть в лагерь, ни в один из этих лагерей. Может быть, сейчас этого и довольно. Много ли осталось народу, кто не упрятан в лагерь и не стоит у ворот с автоматом в руках? Я убежал из лагерей; может быть, если я буду жить тихо, мне удастся избежать и жалости.Но я все же поклонник реальных персонажей и характеров и я была бы более благосклонна, если бы автор описал обычного человека, со своими заботами и тревогами. Потому что я считаю, что когда вокруг война, помимо покоя людям хочется и какого-то комфорта и удобства, спокойной привычной жизни, а не только одинокого существования в глиняной норе. У Михаэла возникает подобие ощущения " я дома" на заброшенной ферме, но этому чувству не дано развиться - его вновь уносит вихрь военных потрясений.
Часть книги, посвященная повествованию от имени врача, и пропитана в наибольшей мере упомянутым мной пафосом. Самая, видимо, популярная цитата из книги - "Может быть, единственное, что он может есть, – это хлеб свободы" - меня, к сожалению, заставила невольно скривиться из-за своей патетичности. Следующие за ней наивные размышления врача, занимающегося Михаэлом в очередном лагере - "ах, а вот этот живой скелет убежал и свободен, а вот я уже навсегда увяз в государственной машине" только добавляют раздражения. Я прагматик, и считаю, что оголодавший вусмерть человек рано или поздно начнет есть, захочет нормально жить. Может быть, мне, никогда не евшей личинок муравьев в горах Африки, это все представляется неверно, но может ли полностью достоверно описать, что чувствует гонимый отовсюду "маленький человек из ЮАР" белокожий, имеющий кров над головой и университеское образование потомок голландцев Кутзее?
352