Рецензия на книгу
Круть
Виктор Пелевин
Аноним13 декабря 2024 г.Кручу-верчу, затиранозаврить хочу
Вспоминается анекдот «Все говорят для идиотов, а мне понравилось»... Вообще, именно с этой книгой у меня нелегкая судьба — начал читать сразу после выхода, отложил, ибо были дела, потом продолжил — отложил, ибо были дела, и вот только сейчас под конец года закрываю гештальт — книга прочитана. Большой вопрос, повлияло ли на мое восприятие большой объём текста, который написать надо было уже мне, но изначальный сюжет меня не заинтересовал вообще — от блатной романтики (пусть и в пелевинском преломлении) любой, живущий на нашей богоспасаемой родине, не знает куда деваться; шутки про «петухов» который заменили «воров в законе» и «кур», который стали таковыми в результате навязанной гендерной повестки наскучили крайне быстро; рассказы про «вселенское зло» не веселят еще с юношества — Голливуд пока не отменили, а таких историй там по пятачок за пучок. Впрочем, Виктор Олегович только в самом начале карьеры был «певцом маленького человека», ожидать чего-то иного от него странно.
— Представь процентщицу-людоедку, которая сосет кровь из всей планеты. Ты идешь на нее с иконой, а она орет благим матом: «аппроприация! небинарность! виктимизация! микроагрессия! деколонизация!» Про что угодно орет, кроме того, что все мировое зло — это оборотная сторона ее процента. Так орет, что тебя звуковой волной на землю валит. А она подбегает и начинает верещать в ухо, как страдала в детстве... Мать всех аппроприаций — когда старуха-процентщица наряжается свободой на баррикадах и постит свои фотки в виде озабоченной по климату маленькой девочки. Вы, дуры небритые, научились глядеть на реальность сквозь оптику американского кампуса, но что вы обнаружите, если посмотрите через ту же оптику на сам кампус?В то же самое время нельзя отказать ВО в некоторых вещах: произведение выглядит достаточно цельным, и встраивается в уже имеющийся «удобный» для автор мир, где ему там ничего не жмет. Будем честны — «виртуализация» Пелевина всегда казалась несколько инородной для его текстов, и скрывать это все приходилось костылями в виде «балтийского чая» или вообще «туманом войны». Благодаря вселенной Трансгуманизма Пелевин получил возможность встраивать «виртуализацию» в окружающий мир так, что это нисколько ему не мешает — будучи все-таки писателем «старой школы» (да, тот кто считает, что Пелевин это постмодернистский писатель, все-таки не очень хорошо понимает, что же такое постмодернизм), пусть и с определенными поправками, ВО не любит сильных экспериментов с формой, да и границы допустимой литературной игры для него были всегда очень четко очерчены. В результате Трансгуманизм пришелся ВО впору, как обувь любимой марки — надеваешь, и сидят как влитые. Автор нашел для себя идеальную по размеру палитру, и больше ему, с его объёмом выразительных средств, банально не требуется.
...весь этот красный прогрессивный постмодернизм, выросший из Лиотара, Дерриды и Фуко — просто золотая погремушка в руке у людоедской дочки, которая насосалась через мамкину грудь крови, а теперь блюет и воет с тоски. Западный молодежный протест — это просто опция безопасного досуга для сытых обдрочившихся зумеров, которые вдобавок ко всем своим привилегиям хотят ощутить себя совестью мира. Фортнайт, палестина, тик-ток — вот как-то так. У Мадонны был образ, где она, истекая долларовым салом, позирует как Че Гевара. Вот это и есть американская духовная культура в одном кадре... Когда вы аппроприируете прогрессивные дискурсá, вы полагаете, что преображаетесь в юную свободу. А на деле вы наряжаетесь кровососущей процентщицей, которая прикидывается юной свободой. Вы думаете, что вы прогресс, а вы просто заблудившийся хеллоуин.Ну и так уж повелось — если удобно автору, отчасти становится удобнее и читателю. Причем настолько удобно, что комфорт этот распространяется даже на такие темы, от которых традиционно тошнит — благо все-таки подаются они в традиционном «пелевинском» духе. Петухи как главная скрепа зоны — забавно; курицы-беспредельщицы на подсосе у тюремной администрации — забавно; генерация трудом зэков ветра (символическая) чтоб заставить весь мир платить сердоболам хоть за ветер (ведь нефть уже не особо нужна) — забавно. В результате у нас есть вполне удобный сюжет, и нанизанные вполне себе приятные гэги, от которых сильно не воротит — даром что все это «урка, Сталин, два чифира» в стандартной подаче заинтересовать может разве что школьников. Не разочаровывает, значит нравиться?
Как петухи раньше говорили — не то зашквар, что кум на бутылку посадил, а то зашквар, что сам по ней жопой водишь.Что еще позволяет делать Пелевину его вселенная — оставлять пасхалки из прошлых книг. Регулярно будут встречаться отсылки на какие-то события, происходившие ранее, и всё это мягко, без педалирования. Узнал — посмеялся, не узнал — просто прошел дальше. Люблю от автора такую деликатность, которая приходит только с возрастом.
Что такое человек? Гормональный робот, запрограммированный на тиражирование своего сборочного кода и обремененный культурой, требующей безропотно умирать за абракадабру, переписываемую каждые двадцать лет.Как итог — это тот самый Пелевин, к которому Пелевину приучил читателей, и читатели, наверное, уже и привыкли — лично у меня этот текст вызывал минимум отторжения из всей серии Трансгуманизма (оттого и такая оценка). Можно ли в чем-то обвинить автора? Да много в чём — прежде всего в том, что сиюминутная повестка, о которой не вспомнят уже через пару лет, становится едва ли не осью всего повествования. Что будет, когда ось вынут? Ну а с другой стороны — ну вон солипсизм Чапаева и Пустоты — часто перечитываете? Не все ли равно, какие оси есть, какие нет.
Возраст автора тоже сказывается, и иногда в тексте проглядывают откровенно толстовские интонации, хоть и с заготовленным кукишем в кармане.
«поскольку в мире борется много разных форм и видов зла, можно использовать их противоречия и нестыковки таким образом, чтобы возникал эффект „доброго рикошета“: некое неочевидное тайное благо, к которому зло не может предъявить формальных претензий. Другими словами, служить злу следует так, чтобы реальным результатом становилось добро или хотя бы его „кармические прекурсоры“, способные помочь добру спонтанно проявиться в будущем.»Что для автора современная русская литература есть просто идея какого-то профессора Козлевича, написавшего 2 шлаковых статьи, и вербанутого ЦРУ под «русскую тему», рулить чернокожими механиками, взятыми в то же ЦРУ на зону Восточной Европы по квоте? Да тоже мне открытие — убежден, что отдел по Восточной Европе в ЦРУ, конечно, лучше какой-нибудь тухлой Африки, но точно не лучше Ближнего Востока. Пелевин говорит абсолютно известные вещи, которые неинтересны ровно потому, что о них и так все знают — но, что удивительно, именно эти вещи умудряются кого-то задеть:
— Если хочешь, чтобы тебя услышало много людей, говори в максимально эпатажной форме то, что и так всем ясно. Но с таким видом, словно Америку открываешь.Что в книге виден сценарий абсолютно безрадостного для нашего отечества будущего? Ну давайте положим руку на сердце — у кого-то оно сильно радостное, и так было в исторической перспективе без жестчайшей фрустрации в итоге? Розовые очки разбиваются стеклами внутрь. Даже не такой глубокий пласт повествования, гласящий: «Запад видит в России территорию, на которой может зародиться зло, и спасает от зарождения зла только глупость населения и коррумпированность его элит, и оба фактора надо сохранять» может выдавать не просто критика, но и патриота, просто немного в духе Чаадаева.
Русского человека эти люди не боятся: они нас двести раз купили, двести раз продали и уже про нас забыли, а мы ничего еще даже не поняли. Может, кто и понял, да начальство велело помалкивать.Короче, мне книга понравилась примерно на 4,4 — накинем еще 0,1 в качестве извинения, что долго читал, и 4,5 округлим до 5 — вполне справедливая оценка. Уж точно в этом тексте мало разочарования, если вы доползли до него уже будучи знакомым с творчеством Пелевина, а по нашим временам это уже хлеб. Нравится серия — читайте; сомневаетесь — не читайте. Сомневающимся — ветер в потную спину да метеоритом по динозавру.
Она облыжно обвинила меня в мизогинии (в числе многих других бедняг). Я в ответ попросил определить понятие «женщина». Против моих ожиданий, она попалась в этот небрежный капкан и была объявлена трансофобкой.1201,7K