Рецензия на книгу

• 

  Аноним5 декабря 2024 г.

  ЦЕННОСТЬ ПРИСТРАСТНОСТИ

  Короткие и резкие, как фотографии, как ночная (уродливая и противоестественная для дневного существа) жизнь, мгновенно выхваченная из тьмы вспышкой молнии, зарисовки, фиксирующие действительно такой, какой ее видели люди, внезапно оказавшиеся на раздираемых гражданской войной развалинах Великой Империи (в Советской России 1917 – 1920 годов). Кинематографическая, репортерская в самом высоком смысле точность языка.
  

  Эти дневниковые записи очень разные (в какой-то момент совсем личные, а порой уходят в общефилософские рассуждения), что, конечно, делает почти невозможным внятную оценку их как литературного произведения. Тем более, что в единое целое «Дни» связывает (да и до весьма условно) всего три обстоятельства: историческая эпоха, место действия (Москва и Одесса), и предельно заостренные, как грани красной звезды, чувства автора. Поймал себя на мысли, что такие дневники вполне мог бы вести (а может и вел, просто Булгаков не заметил) Филипп Филиппович Преображенский из «Собачьего сердца». Бунина и Преображенского роднит исключительно личное неприятие «нового строя», бесконечный цинизм, сухая и трезвая оценка в отношении всего происходящего вокруг – и, в то же время, какое-то почти гамлетовское непонимание, как на все это можно повлиять.

  Бунин – безусловный пророк. И горькие слова Христа о том, что «нет пророка в своем Отечестве», он вполне мог бы взять себе в качестве фамильного девиза. Там, где большинство его коллег по Серебряному веку видели масштабнейший социальный эксперимент, нового человека, какие-то потрясающие гуманитарные перспективы и новые высоты духа, Бунин не видел ничего, кроме зловонной выгребной ямы. В момент, когда многие интеллигенты грезили о свежем ветре, об очищенном грозовым озоном пьянящем воздухе свободы, Бунин чувствовал исключительно миазмы проказы и трупного разложения. Никаких иллюзий относительно того, что станет со страной, с цивилизацией, лишившейся разом всех моральных ориентиров и авторитетов, он себе не позволял до самого конца. Всей человеческой развязной вакханалии у него противопоставлена природа – спасительное пространство, где все идет своим чередом, «по-старому», где весна как обычно сменяет зиму, где солнце то жарит, то прячется за облаками, где тонкий серп месяца серебрит молодую листву одесских кипарисов. Мироздание и вселенная продолжают жить своей жизнью, не обращая внимания на то, как часть человечества сходит с ума, превратившись в окаянных (то есть, в одном из прочтений, проклявших самих себя).

  Но для матери-истории и всех нас Иван Алексеевич ценен в большей степени все-таки не даром духовидца, а удивительным умением оставаться самим собой, оставаться человеком убеждений и силы воли вне зависимости от обстоятельств. Бунин и не пытается сохранить видимость объективности. В самом начале он честно признается: «Наша пристрастность будет крайне дорога будущим поколениям». И здесь он абсолютно прав. «Окаянные дни» читают и будут перечитывать именно из-за их пристрастности, которая является очевидным продолжением личной искренности и большого, убитого горем потери родины, сердца человеческого. Книга – она ведь, если вдуматься, плач не о стране даже, она глубже – плач о своем прошлом, не переходящий в попытку разобраться «почему же все так глупо и некрасиво получилось» просто потому что ответ на этот вопрос никому не нужен и уже ничего не способен изменить. И от этого еще больнее и безысходнее, и простительными кажутся даже его издевательски-унизительные характеристики ничуть не менее талантливых и значимых для русской культуры литераторов-современников(досталось там на орехи всем, причем порой с откровенным перегибом).

  А еще эта книга очень полезна нам нынешним. Есть старая избитая истина: в России нужно жить долго – до всего доживешь. Читая книги вроде «Окаянных дней», понимаешь, насколько буквально «всё уже было» - и квасные ура-патриоты, и пропагандистский угар за казенный счет, и «твердые и четкие» заявления властей о национальной исключительности, ради которой можно и «весь мир в труху». Государственная политическая пропаганда столетней давности так и вообще отличается от нынешней только носителем: тогда были газеты вроде «Киевский большевик», а сейчас тг-каналы с не менее кричащими названиями.

  Это, кстати, заставляет задуматься: как книга, написанная сто лет назад по совершенно другому поводу, в совершенно других условиях, человеком, страшно далеким от тебя, оказывается вдруг о тебе, о твоей стране прямо сейчас. Задуматься и согласиться – уже не сколько умом, сколько сердцем, что за прошедший век мы, как нация, так никуда и не сдвинулись.

  В общем, после Бунина становится понятна перспектива. А значит, у тебя освобождается приличный кусок жизни и эмоций, который можно потратить на что-то гораздо более ценное, чем просто «до всего дожить».

  11

  458