Рецензия на книгу
Повести. Белеет парус одинокий. Я, сын трудового народа… Сын полка
Валентин Катаев
Аноним2 декабря 2024 г.В январе 2025 года первому изданию книги исполняется 80 лет
МАЛЬЧИК ИЩЕТ ОТЦА
Нынче я впервые после пионерского возраста перечитал повесть. И, знаете, это блестяще. И ни одной строчкой не стыдно (испанским или финским стыдом) за автора.Хорошо не просто потому, что хорошо написано: "…Пушка ударила с такой силой, что мальчику показалось, будто от нее во все стороны побежали красные звенящие круги…" Или: "…уносились снаряды за гребень высотки, в Германию, туда, где небо казалось уже не русским, а каким-то отвратительным, тускло-металлическим, искусственным, немецким небом…"
"Сын полка" – классическая мелодрама. И построена по всем ее законам — временами срываясь в высокую трагедию. Читаешь — то и дело перехватывает горло и (что называется, предательски) свербит в носу.
Сюжет всем известен. "Пастушок", как его называют, или Ваня с говорящей фамилией Солнцев, мальчик лет двенадцати, потерял в войну всю семью. Его находят на болотах наши разведчики.
"…Только теперь мальчик заметил, что шлемы солдат были русские, автоматы – русские, плащ-палатки – русские, и лица, наклонившиеся к нему, – тоже русские, родные.
Радостная улыбка бледно вспыхнула на его истощенном лице. Он хотел что-то сказать, но сумел произнести только одно слово:
– Наши…
И потерял сознание…"
Исхудавший, измученный, грязный "пастушок" обретает семью. Сначала это гиганты-разведчики ефрейторы Биденко и Горбунов. "Сердце было полно бурной радости оттого, что он останется жить у разведчиков, у этих прекрасных людей, которые обещают его постричь, обмундировать, научить палить из автомата..."
Однако в любой мелодраме всегда обязательно действует коварная разлучница, которая мешает герою обрести счастье. И здесь это — война.
Она, гадина, пытается вырвать мальчика из семьи. Сначала — потому что не положено ребенку находиться на фронте, надобно отправить его в тыл:
"– …Дяденька, – сказал он, глотая слезы и осторожно тронув Биденко за шинель, – а дяденька! Слушайте, не везите меня. Не надо.
– Приказано.
– Дяденька Егоров… товарищ сержант! Не велите меня отправлять. Лучше пусть я у вас буду жить, – сказал мальчик с отчаянием. – Я вам всегда буду котелки чистить, воду носить…
– Не положено, не положено, – устало сказал Егоров. – Ну, что же ты, Биденко! Готов?
– Готов.
– Так бери мальчика и отправляйся. (…)
– Дяденька! – закричал Ваня.
– Не положено, – отрезал Егоров и отвернулся, чтобы не расстраиваться…" (как раз моя любимая 69-я страница).
Но "пастушок" по-водевильному обманывает Биденко и возвращается на фронт.
Дальше замес становится круче: мальчик отправляется с гигантами-ефрейторами в разведку и попадает в фашистский плен.
Тут разлучница-война как бы подсовывает ему ложную, обманную фамилию. Чуждую, фальшивую общность. Ваню допрашивает женщина, говорящая по-русски, но служащая фашистам. Она уверяет героя, что они одна семья и он может считать ее своей тетушкой — сама же лезет цепкими пальцами в рот "пастушку" и обнаруживает, что тот облизывал химический карандаш — значит, делал шпионские пометки. В погребе ребенку предстоит просидеть три дня и три ночи без воды и пищи.
Кадр из фильма "Сын полка" 1946 года. Фото: ru.kinorium.com
Но настоящая советская семья в лице разведчика Горбунова — а, скорее, в лице всей Красной Армии — во время наступления освобождают малыша.
Солнцева усыновляет командир батареи капитан Енакиев, потерявший в первые дни войны сына и жену.
Но и тут война (что ты сделала, подлая!) не унимается и отрывает у "пастушка" только что обретенного отца. Эпизод боя, когда капитан отправляет в тыл мальчика со "срочным пакетом", а сам вызывает огонь на себя, трудно читать без слез. И, казалось, все потеряно навсегда:
"…Он (Ваня) неподвижно смотрел на капитана Енакиева, и чем больше он на него смотрел, тем больше ужасался тому, что видит.
Вся аккуратная, ладно пригнанная шинель капитана Енакиева была порвана и окровавлена, как будто его рвали собаки. Шлем валялся на земле, и ветер шевелил на голове капитана Енакиева серые волосы, в которые уже набилось немного снега.
(…) Руки капитана Енакиева были почему-то без перчаток. Одна рука виднелась особенно хорошо. Она была совершенно белая, с совершенно белыми пальцами и голубыми ногтями. Между тем ноги в тонких старых, но хорошо вычищенных сапогах были неестественно вытянуты, и казалось, вот-вот поползут, царапая землю каблуками…"
Однако советская страна в конце концов все-таки находит для Ивану настоящую семью и подлинного отца. И это не просто суворовское училище, куда его символично провожает ефрейтор Биденко (но теперь от него "пастушок" уже не бегает). И это даже не генерал (начальник училища), который перед подъемом по-отечески обходит казарму, где спят его питомцы и особо останавливается перед "пастушком". В нынешней редакции романа герой видит сон: его как бы символически усыновляет Суворов. Это звучит неплохо, однако гораздо менее сильно, чем заканчивалась повесть восемьдесят лет назад.
Тогда Ваню Солнцева метафорически усыновлял отец всех отцов, главный отец страны: "Из-под прямого козырька фуражки на Ваню требовательно смотрели немного прищуренные, зоркие, проницательные глаза. Но под темными усами Ваня увидел суровую отцовскую усмешку, и ему показалось, что Сталин говорит:
— Иди, пастушок… Шагай смелее!"
Кода. Занавес. Конец истории.
Сталинская премия в области литературы (второй степени).
9815