Рецензия на книгу

• 

  AnnyKaramel5 марта 2015 г.

  С момента моего первого знакомства с этой шедевральной книгой прошло чуть меньше десяти лет. И вот, повинуясь внутреннему порыву, я решила "перезнакомиться". Да, воды, конечно, за все эти годы утек не один литр, улеглась мешанина в голове, улеглось подростковое стремление к протесту ради протеста, мировоззрение переориентировалось на несколько иные точки. Тем интереснее было перечитывать, переосмысливать, перепроживать.
  В атмосфере книги, как и раньше душно, как и раньше липко, но непреодолимое стремление бежать, бороться, протестовать сменило слегка ироничное созерцание. Когда живёшь в мире исчезающих с фотографий, а то и из потока событий людей, исчезающих с национальных правовых порталов указов, обилия соц.сетей и бложиков, куда каждый желающий может излить душу, потоков новостей, извивающихся и многоликих, - перестаёшь бояться орущих телекранов и документов, выходящих из-под пера (или лучше сказать изо рта - в диктографы ведь наговаривали всё же) доблестных работников Министерства Правды. Кстати, на заметку - для дезориентации добропорядочного гражданина во времени и пространстве вовсе не обязательно полностью переписывать историю. Вполне достаточно по несколько (но, конечно, чем больше - тем лучше) версий и трактовок каждого значимого и значительного (в идеальном варианте - вообще каждого) события, и - вуаля! - даже простой вопрос "какой сейчас год?" и простой на него ответ может оставить (и оставит!) после себя сонмы сомнений. Ведь цифры могут (и будут! и должны!) отличаться от трактовки к трактовке.
  Да, в случае доносов, предательств и тружеников Министерств Правды, Мира и Изобилия преобладающим чувством, скорее, была едкая грусть, грусть из категории "что-то мне всё это напоминает". Чего, конечно, не скажешь о Министерстве Любви. Но это мой кошмар. Мой страх. Да, я всего-навсего маленький человечек, человечек со своими недостатками и слабостями. Одна из которых - низкий болевой порог. Да, я боюсь насилия, боюсь физической боли и морального унижения. Но не это заставило меня содрогнуться, нет. Другое - попытка поставить себя на место Уинстона и честно признаться - а, окажись я на его месте, как повела бы себя? А?
  Да, все мы в душе герои.
  Да, всем нам кажется, что ради дорогих нам людей или ради священной идеи мы готовы броситься в самое жерло вулкана, пройти сквозь пламя и всё прочее, что обычно проходят.
  Да, нам хочется в это верить. И мы в это верим. Действительно верим. Верим всей душой и всем своим естеством.
  Но где, где гарантии, где неопровержимые факты того, что в итоге ты не станешь полутрупом без гордости, без чувств, без себя самого, умоляющим о пощаде, готовым на всё ради пары ничтожных глотков жизни?
  А нет их. Нет никаких гарантий.
  И быть не может.
  Все мы герои... До первого удара дубинкой по почкам...
  А дальше у кого на сколько хватит сил.

  Но не страхом Партией единой сыт пытливый читательский мозг. К финалу книги мышление моё вовсе вышло из-под контроля (Полиция Мысли уже выехала, я полагаю) и скатилось в зону абстрактного восприятия происходящего. И какая-то кафкианская обреченность, неотвратимость заполнила собой всё пространство. В рецензии к "Процессу" я упоминала систему - ту самую абстрактную систему, против которой вечно бунтуют подростки. Ту самую абстрактную систему, систему, как понятие, которое вмещает в себя всё - и строй, и режим, и государство как общественный институт, и свод правил и законов, и жизненный уклад, и прочее, прочее, прочее. И вновь, как и в финале "Процесса", так и в финале "1984" нахлынуло неотвратимое, неизбежное, неизменимое осознание того, что любой протест, любой бунт против системы - осознанный, как у Уинстона, или "бунт ради бунта", как у Джулии, по сути своей абсурден, потому что ты сам находишься в ней, а она, в свою очередь, находится в тебе. Независимо от того, хочешь ты этого или нет.
  "Они не могут влезть к тебе в душу". Они уже там.
  Радует то, что у тебя пока что всё ещё остаётся возможность контролировать происходящее в своей душе и в своих мыслях.
  Да и то не всегда...

  И так, на заметку
  

  
  Стокгольмский синдром — термин популярной психологии, описывающий взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения насилия. Под воздействием сильного шока заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия, и в конечном счёте отождествлять себя с ними, перенимая их идеи и считая свою жертву необходимой для достижения «общей» цели.

  10

  29