Рецензия на книгу

• 

  Аноним24 ноября 2024 г.

  Смуглый ангел (рецензия piano)

  Я превращаюсь.. в Максима Горького.
  Это похлеще Превращения Кафки.. Может, так стареют до срока или экзистенциально переживают расставание с любимой?
  Ах, моя московская Олеся..
  Согласитесь, в этом что-то есть. Вот вы расстались с любимым человеком, лежите ночью в постели, плачете, и.. потихоньку превращаетесь.. в Горького, или в Толстого.
  Разумеется, если вы — женщина, то превратиться в усатого и седого Горького  — то ещё испытание.
  Зато.. на время точно забудете о муках сердца.
  У меня нет усов, я мужчина, и пока не седой. И всё же я превращаюсь в Горького. Почему? Почему, боже!
  Не хмурься, милый читатель, я не сошёл с ума и, да, это рецензия на Куприна.
  Просто я всегда странно начинаю. Поверь, если ты дочитаешь рецензию до конца, то поймёшь, что прочитал одну из лучших рецензий на Олесю.
  Это во мне говорит бывший литературовед и.. слегка поддатый человек.

  Господи! Вот бы мой смуглый ангел увидел, в кого я превратился без него!
  Меня не узнают соседи, меня пугается мой кот. Когда я захожу в библиотеку.. библиотекарша крестится.
  Хотя… быть может со мной это и не связано, и она просто очень религиозная женщина.
  Когда начинающие авторы приносили Горькому свои рукописи, он перед ними читал их и.. плакал.
  Авторы были тронуты.
  А потом им шёпотом говорили в коридорчике: не обольщайтесь. Он много выстрадал в жизни, и теперь читая о любви или муках души, всегда плачет.
  Боже, как я плакал, заканчивая читать Олесю! Если бы моя учительница, Венера Кирилловна видела мои слёзы, она бы поняла, что погорячилась, поставив мне - двойку. Она бы обняла меня и прижала к груди..

  
  Иллюстрация Александра Траугота.

  Прочитав Олесю, Горький писал Куприну: повесть прекрасна, именно своей молодостью, наивностью.
  Если бы вы писали её в зрелости, она была бы более талантливо написана, более глубоко.. но в ней не было бы этой грации боттичеллиевой весны чувств.
  Дословно не помню слова Горького, а про Боттичелли и вовсе сам присочинил. Но Венере Кирилловне бы понравилось. Она бы снова.. прижала меня к своей милой груди.
  Рецензия только началась, а я уже два раза упомянул грудь Венеры Кирилловны. Соберись, Саша!

  Сам Куприн, называл Олесю — самой слабой своей вещью.
  Но в конце жизни.. говорил, что это его самая любимая вещь, его лучшая вещь, что всё это было, было с ним.
  Милый.. он плакал над повестью.
  Помните изумительную картину Климта — Три возраста женщины?
  Это — экзистенциальная вариация картины Боттичелли — три грации: Весна.
  У Куприна ещё загадочней и прекрасней. Целый детектив.
  Люблю именно такие спиритуалистические детективы, где расследуют не банальное убийство человека — библиотекарем, а по сути, автором, но твоё сердце с усами Пуаро (господи, как развидеть теперь этот кошмар! обещал же себе, писать рецензии — трезвым..), расследует убийство ангела: т.е. — любви.

  Главная тайна повести — происхождение Олеси.
  Она живёт в лесу со своей бабушкой-ведьмой: кто её мама и папа — неизвестно.
  Эдакий Гарри Потер в женском образе. Ах, если бы Гарри Поттер жил в русском лесу! Вот бы Роулинг изумилась.
  Про Гарри я и не говорю..
  Лишь в конце повести, объятая горем, бабушка, называет Олесю — дочкой.
  Не понятно, она так проговорилась, или это простонародное ласковое обращение.
  Но читатель догадывается (особенно чуточку выпивший), что тут сокрыта некая трагедия и тайна.
  Быть может, мама Олеси пережила такую же трагедию любви, какую уготовила судьба и Олесе?
  Тогда где её мама? Умерла и стала частью природы, с которой Олеся так трепетно-близка?

  Представьте такой портрет Климта: прекрасная, смуглая Олеся, старушка-ведьма и.. мать-природа.
  В образе.. избушки на курьих ножках в лесу.
  Бедный Климт.. вижу его в образе мунковского Крика, но в гробу.
  Сказочный элемент очень силён в повести. А разве рассказ о любви — не сказка? Для любви, мир всегда — чуточку чудовище, желающее её погубить.
  Я бы даже сказал, сказочный мотив в повести — трансцендентно силён (господи, я бы это слово и трезвым не выговорил, а тут написал почти с первого раза).

  Кто был отец Олеси? Неизвестно. Но тут тайна. Сказочная.
  Почему то все упускают одну важную деталь (ах, как много теряешь ты, милый читатель, читая классику — трезвым! какие открытия дивные тебя ждут!!).
  Настоящее имя Олеси — Алёна. Она и Бабушка, давным давно бежали из Мценска — в полесье.
  Мценск — отсылка к Лескову, ведьмочке Леди Макбет, отсылка к вотчине Фавна русской литературы  — Тургеневу: Орловщина.
  ГГ, к слову, зовут Иван Тимофеевич, т.е. инициалы Тургенева: И.Т.

  На другом плане, сказочном, всё ещё интересней: Алёнушка и.. Иванушка.
  Да-да, по крайней мере на уровне имён, мы видим инцестуальную связь брата и сестры.
  Древняя трагедия, к слову, описанная и греками, и в поэме Перси Шелли — Лаон и Цитна.
  Иван Тимофеевич, не на много старше Олеси: ей — лет 27.
  Если рассматривать повесть в этом ключе, то противостояние любви и церкви, любви и общества и божьего гнева, выглядит ещё более зловещей и достигает поистине, масштабов древнегреческой трагедии: Ананке..

  В этом смысле, экзистенциальная и главная нота повести — рок, в древнегреческом смысле, и борьба с ним, как с драконом, борьба с небом: ибо любовь — сама, чудовище и чудо в этом глупом мире, она сама — небо.
  У Андрея Платонова, в дневниках, есть зарисовка так и ненаписанного рассказа, где главное действующее лицо — рок: мать влюбилась в сына, и тихо сходит с ума..
  Т.е. мы видим эсхатологическое противостояние двух небес: в груди женщины и мужчины, и небес над ними.
  Что есть бог? — Любовь! Перед нею — и мораль и страх и мнение толпы и храмы, искусство, природа  — лишь шаткие декорации.

  Куприн, словно неоплатоник, описывает в повести не нечто банальное, в духе идеала Жан-Жака Руссо и его «жизни в природе» и противопоставление «бездушному городу», цивилизации.
  Тут всё глубже. Куприн выводит в образе любви, мировое замирение богоборческого, демонического начала, и, собственно — бога.
  И по сути, это эсхатологическое, вековое противостояние закончилось, любовь победила, но.. вмешиваются, как обычно, — люди, словно главные призраки этого мира и всё портят: им нравится видеть Христа — распятым, им нравится кидать камнями в Дьявола.
  Они просто не ведают, что творят.. со своей тоталитарной и убогой моралью.

  На самом деле, Горький ошибался, и повесть Куприна, идеальна во всём, и более чем глубока.
  В своё время, Горький не заметил гений Платонова, открестился в ужасе от его позднего кафкианского шедевра — Мусорный ветер, назвав его «мрачным бредом», который нельзя допускать к печати.
  Бог ему судья..
  В Повести — тончайшая, почти ариаднова, Евангельская нить сюжета.
  Но вместо Христа.. выступает женщина, что опять же, роднит повесть с поэмой Шелли — Лаон и Цитна.
  Но если быть совсем точным, то Христос в повести — любовь. Снова, распятая «религиозной и благочестивой толпой».

  Конец повести — эсхатологичен до мурашек. Даже у Достоевского в Бесах, происходит апокалипсис гораздо меньшего масштаба.
  Свершается обыкновенный конец света.. в котором участвуют все: и верующие, и не верующие, и таинственное существо — Евпсихий Африканович — сын священника, а ныне — тупое существо в полицейской форме, падкое на «зелёного змия» и гонящее Олесю и её бабушку из леса, как когда-то гнали Христа с семьёй.
  Он даже не для себя старается — выслуживается перед «сильными мира сего».
  Некий новый и безымянный помещик должен поселиться в этих местах. Это теперь его владения..
  В образе этого помещика, всего раз упомянутого в повести, угадывается нечто демоническое: за ним следует свита: гибель, жестокость, молния, град..
  Евпсихий — как один из всадников апокалипсиса, на хилой и пегой клячёнке.

  К концу повести и правда нагнетается евангельские мотивы, почти в булгаковском ритме: как бы случайный рассказ о том, как повесился мельник (крест мельницы), а конокраду Яшке, которому гадала Олеся, толпа вбила в пятки  — гвозди.
  Фактически, тень судьбы Олеси: распятие..
  Ещё одно таинственное место в повести, детективное: наш герой, возвращается в селение.
  Люди на площади — пьяные, весёлые.
  Эдакий иерусалимский праздник, когда отпускали-миловали одного из преступников.
  И вот, один из пьяных мужиков, крикнул Ивану Тимофеевичу в спину, о его связи с Олесей, крикнул в очень мерзких словах.
  Тот смолчал.. но произошло нечто удивительное: ему так ярко и душно представилось всё это, и эта дорога и пыль и шелест листвы и крик этого идиота. словно это уже было когда-то давно.

  Когда? Может, он вспомнил сердцем — вечность? Вспомнил, что это вечный путь распятия любви и бога в разных веках, и он — соучастник этого распятия?
  Или он вспомнил.. кровью, ту трагедию,что пережил когда-то его отец, в молодости?
  И теперь, Иван Тимофеевич обречён вечно, как герой Кафки, оказываться по работе (она — как во сне: безымянна, словно он заброшен в полесье, из пустоты трансцендентной вины) в этом прекрасном и мрачном полесье, но, в отличие от героя Кафки, не пытается пройти в таинственный Замок: он пытается пробраться в любовь, к свету, из сумеречного, Дантова леса своей пустой жизни.
  И раз за разом, он предаёт и Олесю и любовь.
  И не выйдет он никогда из этого морока полесья, даже если уедет в Питер, Мценск, Сибирь… не важно.
  Он вновь и вновь будет просыпаться в полесье, в старой избушке у серого окошка.
  Как там у Мандельштама? — Заблудился я в небе, что делать?
  А наш герой, заблудился фактически — в имени любимой: в полесье. В любви: Олеся-полесье.
  Думаю, бабушка ведьма называет свою Алёну — Олесей, не случайно: хотела этим изменить её судьбу.
  Венера Кирилловна, ну как вам моя рецензия? Не такой уж я и пропащий и бездарный человек, правда?
  Ах, милая.. если бы вы прочитали мою рецензию, вы бы обняли меня и нежно прижали к своей тёплой груди..
  Боже, уже в третий раз про грудь Венеры Кирилловны! Саша! Сосредоточься на рецензии!

  Олеся мечтала о ребёночке, от нашего героя. Не сложилось..
  И потому чуткий и слегка поддатый читатель, перелистнув последнюю страницу, обязательно откроет начало повести, где наш герой впервые встретил в весеннем лесу — Олесю, несущую в своей красной юбочке, у животика, птенчиков зябликов.
  В нашем герое и правда есть что-то птичье, что-то робкое и даже.. трусливое, но и нежное, бесспорно.
  Иван Тимофеевич ведёт свою родословную от героев Тургенева.
  Не понимаю, почему такой ложный перевёртыш сложился: тургеневские девушки, на самом деле — это очень сильные, пусть и очень ранимые создания. Они во много раз более цельные натуры, чем тургеневские мужчины, почти всегда  — слабые, раздёрганные, трусливые даже.
  Именно они похожи на условных «тургеневских девушек».

  Олеся — Амазонка. Она настоящая тургеневская девушка.
  Ради любимого и любви — она пойдёт и на дракона, и в церковь, зная, как там её, ведьмочку, встретит «милосердная» толпа и бог.
  Но что для женщины любовь? — бог..
  И за этим превращением Олеси, было безумно интересно наблюдать: это экзистенциализм в чистом виде: ради любви, ради высшего бытия и свободы, человек готов расширить рамки своего существования, сломать в себе ложные стены, мешающие ему чувствовать так, как велит любовь: любовь, как единственная возможная форма бытия, а всё остальное — робкие декорации, и демоническое и божественное и природное. И Олеся это поняла.
  В этом смысле Олеся, в 1000 раз более таинственный персонаж, нежели дивный Кириллов из «Бесов» Достоевского.

  В повести есть прелестная, спиритуалистическая нотка «Пиковой дамы» Пушкина (куда же без Пушкина? Кстати.. спорим, что если бы не было Олеси, то роман Булгакова — МиМ, был бы чуточку иным? Чуточку...).
  Декорации и правда до боли знакомы: старушка, карты, дама.. бубей, любовь к внучке и трагедия.
  В простом полесье, на окраине России, разыгрывается действие вселенских масштабов.
  Фактически, мы видим уникальный случай, как душа совершенно перерождается в любви - так не всегда перерождается человек, родившийся лет через 300, где-нибудь в Индии.
  Это понятно. В любви, мы все чуточку умираем. И чем больше любовь, тем больше умираем для себя, своего эго.
  Но женщина.. умирает в любви — внахлёст.
  Олеся была полностью подчинена року (как какой-нибудь герой Софокла), она искренне считала себя чуть ли не дочерью дьявола: она — вне людей, она покорна этой таинственной силе, тёмной воле к творчеству, как сказал бы Андрей Платонов.

  Но вот, полюбив — она всецело отдаётся любви. Она становится любовью, больше чем человеком, и это совершенно иррациональное и новое качество морали, которое быть может ждёт нас всех через много веков: мы все ещё полны ущербной мыслью, что высшее мерило жизни — человек.
  В метафизическом плане, это такая же эгоистичная нелепость, как система Птолемея с землёй в центре вселенной.
  Нет, главное в мире — любовь. И нам нужно учиться быть любовью, а не человеком. Человек всегда — чуточку чудовище.
  Любовь у Олеси становится больше жизни и смерти: это новое качество осмысления мира, 4-е измерение мира, 5-я весна, 6-е чувство..
  Даже нагадав себе — страшное, она не боится любви, не отрекается от неё, как от бога — Пётр: она отныне — ангел, она идёт с открытым забралом на рок, «человеческое», как на дракона, на погибель.
  Декарт сказал: мыслю, следовательно существую.
  Олеся говорит: люблю, следовательно — бессмертна.
  Олеся умнее Декарта..

  В итоге, мы видим совсем уже чудо: Олеся верит, что она может преодолеть и демоническое в себе, и божеское и человеческое, преодолеть всю эту тёмную гравитацию земной жизни — любовью.
  В этот миг решимости, Олеся почти бестелесна и её смуглые ножки едва касаются цветов.
  Удивительно. Но безбожница, грешница Олеся, одной силою любви, обращается в христианку (в самом высоком смысле этого слова), чем все религиозные люди этого села, слушающие с детства проповеди в церкви: быть может она на миг стала более христианкой, чем все люди в селе и в округе, включая священников, вот что удивительно.
  Любовь — как храм. И лес, как храм, где первые христиане скрывались и причащались ягодкой алой, вместо крови.
  Олеся и И.Т. и правда похожи на первых христиан, скрывающихся в лесу от гонений.
  Боже.. если бы её любимый был с нею в этот миг преображения Олеси, до конца! Не отрёкся от неё и себя!
  Как там Родя у Достоевского говорил? Я не старушку убил, я себя убил..
  Так и Иван Тимофеевич: себя убил, свою жизнь, думая, что спасает себя, своё эго.

  Посмотрел на днях чудесную французскую экранизацию Олеси (Колдунья, 1956), с обворожительной юной Мариной Влади.
  Понравилось, как были смещены акценты.
  Дикарочка Олеся (Инга), не говорила на французском языке нашего героя (милый, милый Морис Роне..).
  В повести Куприна, гг учил писать своего слугу, а в фильме — нежно учил словам — «Олесю».
  Этот мотив немоты в любви, поразительно напоминает андерсоновскую Русалочку: все мы общаемся на разных языках, у каждого свой рок, свои стены и небеса, у каждого порой вырываются слова в лицо любимому человеку: ты меня не понимаешь!
  Но лишь любовь, как апостол в Евангелии, говорит на всех языках. Она одна преодолевает рок и «человеческое».
  Верю, что однажды, через пару тысяч лет, люди будут блаженно прозрачны и свет будет исходить от них, и они будут вспоминать о «человеческом», как о кошмаре и древнем чудовище, которое чуть не погубило Землю: именно оно распинало бога, увечило любовь и развязывало войны.
  Люди станут — любовью.

  Любопытно, что Русалочка, в конце сказки, превратилась в пену, а наш герой, встретил Олесю в начале весны, когда  робкая пена подснежников колышется на ярком ветру..
  Начало повести вообще напоминает русскую версию «Алисы в стране чудес».
  Правда.. вместо девочки — мужчина с лёгкой рыжей бородкой: он охотится в весеннем лесу — на зайца.
  Он следовал за зайцем.. его томила чёрная пустота в груди, похожая на норку.
  Он углублялся в тёмный лес, словно в свою душу, озябшую без любви, без этого чуда жизни.
  Так и вышел на Олесю (Алису), на безумного шляпника (Евпсихий Африканович), на королеву Бубен (открытые алые клювики птенцов зябликов в подоле Олеси, и правда напоминают карту даму буби, но это можно заметить только изрядно выпив. Дивное.. и чуточку жуткое ощущение, кстати, словно Куприн подмигнул лично мне).

  В повести есть дивный момент.
  Наш сомневающийся герой, просит Олесю, с улыбкой, проявить свои мистические способности.
  Она просит его просто идти по траве. И.. он падает, бог знает почему.
  Олеся в этот миг шла позади него и повторяла все его движения, и.. сама спотыкаясь, ментально увлекала эти и нашего героя, «за собой».
  Вспоминается чудесный стих Блока — Есть игра.
  Герой стиха, приходит на вечеринку, садится в уголке дивана и пристально смотрит, то на очаровательную смуглую женщину с бокалом вина (ах, у неё неземные глаза, чуточку разного цвета), то на мужчину.
  И они ни с того ни с сего — оборачиваются на него.
  Стих заканчивается так:

  
  И не ведаем сил мы своих,
  И, как дети, играя с огнём,
  Обжигаем себя и других..

  Мы и правда, не знаем, кто мы, какие бездны полыхают в нас.
  Мы состоим из плоти умерших звёзд, фактически, как ангелы, состоим из света. И в свете бьётся сердце..
  Я часто пробовал таким взглядом Олеси смотреть на девушек, следуя за ними на улице и повторяя их движения.
  Иногда и правда, оборачивались, с милой улыбкой.
  Иногда оборачивались.. их парни, без улыбки (это было бы подозрительно).
  Я даже проводил эксперименты на бездомных кошках и собаках: стоял на балконе третьего этажа и смотрел, например, на бегущую бог знает куда, собачку.
  Иной раз я мысленно лаял на кошку. Мяукал на собаку — мысленно, разумеется. Я же не идиот.
  Бывало, очень нежно звал их — опять же, мысленно, и даже читал свои стихи.
  В общем, нежно сходил с ума без моего смуглого ангела.
  Некоторые собаки оборачивались, одна кошка внезапно сорвалась с места и залезла на высокое дерево: хочется верить, что не из-за моего стиха.
  У меня бабушка была ведьмой. Настоящей, деревенской. Её многие боялись.
  Может и во мне есть что-то?
  Дурь, так уж точно есть. И много..

  Так вот, этот мистический фокус Олеси, фактически является ментальным переложением слов Христа: я — это ты, я в тебе, а ты во мне.
  Данный мистический эпизод таинственно продолжится в другом месте повести, который не каждый читатель подметит, точнее — соотнесёт с этим моментом падения в лесу.
  Наш герой — заболел. Сильно и таинственно.
  Он был прикован к постели и его лихорадило пару недель.
  Не понятно, что это было. То ли добрая бабушка так «постаралась», чтобы отвести нашего искусителя и труса от внучки, то ли любовь в нём, боролась, как с роком в нём, с его слабой душой.
  Но чудесная, тайная нотка этого эпизода в том, что наш гг, выздоровев и вновь придя к Олесе, заметил мельком, что она чуточку похудела и даже синие тени проступили под глазами.
  Олеся.. тоже, болела? Любовь боролась с роком?
  Любовь — боролась с богом, как Яков с ангелом в ночи у реки..

  Или… она и он, по ту и эту сторону леса, в разных постелях, лежали как бы вместе, в вечности, и Олеся, как в том «фокусе», по христиански вошла в жизнь, избушку и изнеможённое тело любимого, и болела вместе с ним, помогая ему выздороветь, помогая его любви — бороться с роком.
  Это же.. больше, чем секс.
  Кстати, есть в повести и настоящий секс. Один из первых в русской литературе, и, быть может самый откровенный.
  Всё произошло в вечернем весеннем лесу.
  А как мы помним, мать Олеси — природа.
  Так у Перси Шелли и Мэри, их первый секс случился.. возле могилы матери Мэри, умершей при родах: под сенью деревьев, в траве.
  Два сердца в траве..

  Скромный, но экспансивный Куприн, отметил это действо радостной троссирующей очередью многоточий во всю страницу, во всю ночь: даже моим рукам досталось..
  А вот дальше — чего греха таить? — не каждый читатель поймёт, что нежное описание вечернего леса, как раз и отражает секс.
  Похоже на секс у неоплатоников: чистая красота, нежное сплетение идей: ночь пятого дня творения, когда человека на земле ещё  не было, и душа и тело Адама и Евы были нежно разлиты в шелесте листвы, робком сиянии звёзд.
  Олеся, словно Лилит, живёт именно в чудесном 5-м дне творения, и напрямую общается с таинственными силами, а люди в селе застряли в кошмаре 6-го дня творения — в «человеческом».
  Куприн чудесно описывает, как лунный луч, проникает в трепетную листву, касается мшистых корней деревьев..
  Ах, нет, нет, я не смею тут описывать это..
  Я чувствую, как ревниво на меня с небес смотрят Пришвин, Мичурин.
  Они наверно краснели как гимназисты, читая это описание вечернего леса у Куприна.
  Краснею и я, вспоминая нежное, флористическое прозвище моего смуглого ангела..

  Так о чём же повесть? О том, что любовь — сильнее рок? Что любовь может стать — роком?
  Ах.. если двое — вместе друг с другом до конца, то любовь способна победить любой рок!
  В конце повести.. такой до боли знакомой ноткой сверкнул алый браслетик на окошке.
  Такой подарок могла оставить только русалочка: коралловый браслет.
  Круг замыкается: в Олесе — нет неразделённой любви, бог почти сбылся в жизни влюблённых.. но чего-то не хватило — смелости души, чувства. И женщина, оставляет алый браслетик любимому: её ждёт не смерть, но быть может кое что похуже: жизнь и одиночество. Она уже никогда никого не полюбит. Такая как Олеся, любит раз в жизни. Ей предстоит со временем превратиться в такое же одинокое, несчастное и бесполое существо, как и её бабушка-ведьма.
  В Гранатовом браслете — уже есть неразделённая любовь, но и она искупается, после гибели гг и в сердце женщины пробуждается любовь к нему.
  В этом рассказе, уже мужчина дарит женщине браслет.

  Ну как вам рецензия? Я.. кажется.. снова превращаюсь в Горького. И в Куприна.
  Над моей рецензией плакал бы Горький. Прочитав мою рецензию, милая Венера Кирилловна, грустно улыбнулась бы и прижала бы меня к своей тёплой..
  Ах, в 5-й раз уже...

  64

  3,1K