Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Death in Venice

Thomas Mann

  • Аватар пользователя
    Аноним14 февраля 2015 г.

    Кому язык Кафки и Гессе кажется сложным, тот, скорее всего, ещё не читал Томаса Манна.
    Погружение в трясину его стилистики грозит необратимыми разрушительными последствиями не только психике, но и чувству собственной полноценности филолога-германиста. Да-да.

    Ещё в студенческие годы я читала отдельные главы из "Будденброков" в оригинале, и уже тогда мне казалось, что или тематика слишком уж гнетущая и ощущения вызывает соответствующие, или мой уровень владения немецким ещё недостаточно высок для адекватного восприятия авторской манеры письма. То есть для возможности лёгкого и беспрепятственного проникновения в её тёмные свинцовые воды.

    Со "Смертью в Венеции" всё начиналось аналогичным образом: читая, я понимала значение отдельно взятых слов, но воспринимать и осмысливать их как некий единый "гобелен" мозг отказывался поначалу. То есть просто был не в состоянии, потому что "доползая" до конца километрового предложения, являвшего собой целый абзац, забывал, что было в его начале, и потому узор не складывался, и приходилось перечитывать один и тот же абзац несколько раз.
    А потом...потом я просто расслабилась, и тогда произошло лёгкое и волшебное погружение.

    Читая "Смерть в Венеции", надо пытаться не понимать, а видеть, слышать и чувствовать.
    Это история о бегстве уставшего от творческой рутины писателя в город на воде. Он "бежит" туда в поисках разнообразия, а по сути, пожалуй, забвения. И подсознательно, наверно, ещё и некоего чуда. Возможно, чуда вдохновения. Которое доказало бы ему, что жизнь стоит того, чтобы писать, а писательство стоит того, чтобы жить. И это чудо вдохновения он там находит. В образе самой Красоты, воплощением которой является мальчик Tadzio. Созерцание этой красоты становится для него источником невероятных мыслей и немыслимых чувств, некоторые из которых напоминают то какую-то тончайшую и изысканнейшую поэзию, то абсурдные и даже непристойные галлюцинации. граничащие с извращением. Может, то, что он видел, казалось ему иным и совсем не таким, каковым оно было на самом деле, потому что одиночество, в котором протекало это созерцание, преломляло и искажало созерцаемое?


    Einsamkeit zeitigt das Originale, das gewagt und befremdend Schöne, das Gedicht. Einsamkeit zeitigt aber auch das Verkehrte, das Unverhältnismäßige, das Absurde und Unerlaubte.

    Одиночество вызывает к жизни самобытность, опасную и поразительную красоту, поэзию. Но оно также является источником извращённого, диспропорционального, абсурдного и запретного. (собственный вариант перевода)
    А может, всё дело (и причина трагедии) в том, что лицезрение Красоты так же опасно, как наблюдение за Солнцем без защитных очков. И потому восхищение ею способно как вознести в непостижимые высоты, так и низвергнуть в гулкую бездну. Не зря Красота у Манна соседствует со смертоносной эпидемией, и по мере нарастания запретного и опасного чувства в сердце главного героя, в Венеции всё больше неистовствует смертельно опасная болезнь.

    14
    295