Рецензия на книгу
Die Enkelin
Bernhard Schlink
reader-1097515727 сентября 2024 г.Всегда найдется новенький Адольф
Дочитала роман «Внучка» Бернхарда Шлинка. Сначала очень хотела написать о своих впечатлениях, потом вроде остыла, но обнаружила, что не перестаю вести с собой внутренний диалог о прочитанном. Если коротко, роман - очередное рассуждение Шлинка о национал-социализме, формах, которые он принимает в наши дни, о противостоянии либерализма/гуманизма и неонацизма, конфликте немецких «отцов и детей».
Я прочла все, что Шлинк написал, и что было издано на русском. Все его ключевые «вещи» - неизменно про отношение немцев к своему трудному прошлому. «Чтец» - про конфликт поколения, участвовавшего в войне и в уничтожении людей, с поколением их детей и внуков, которым пришлось разгребать то, что фашисты натворили. В «Возвращении» писатель рассказывает о судьбе молодого человека, который родился во время войны, вообще не знал отца, но отстаивает вправо знать правду о нем. И, конечно, этот роман - об ответственности каждого немца за чудовищные преступления второй мировой. «Ольга» - биография женщины, пережившей испытания двух войн и нацистского террора, олицетворение судьбы Германии в 20 веке. И теперь вот - «Внучка», рассуждение о том, что если мы не успели спасти от национализма и неонацизма своих детей, то самое время спасать внуков.
Начинается роман со смерти. Каспар, пожилой книготорговец, возвращается домой и обнаруживает в ванной свою жену Биргит, с которой они прожили около сорока лет и которая приняла смертельную дозу снотворного вкупе с алкоголем. Каспар очень любил жену, но, как обнаруживается, совсем не знал. Безутешный вдовец начинает приводить в порядок рабочее место жены и обнаруживает незаконченный автобиографический роман. В нем Биргит рассказывает о своей первой любви и внебрачной дочери, которую она оставила сразу после рождения, чтобы иметь возможность сбежать с ним из Восточного Берлина в Западный. Сбежать-то она сбежала, но потом полжизни фантазировала, как найдет ее. Именно фантазировала, потому что ничего не предпринимала из страха, что дочь не простит. Каспар отправляется на поиски дочери Бригит, а мы его глазами наблюдаем за новой вехой в истории Германии, наступившей после объединения страны.
Спойлерить не хотелось бы, поэтому скажу лишь, что дочь Биргит он находит. Свеня замужем, они с мужем стали национал-поселенцами: живут в деревне, соблюдают строгий патриархальный уклад, чтут языческие праздники, борются за чистоту немецкого языка, воспитывают детей в традициях Гитлерюгенда, ненавидят иммигрантов, не доверяют берлинцам, отрицают Холокост, симпатизируют «сильным лидерам» и мечтают о новом рейхе. Грубо говоря, именно такие люди сегодня голосуют за ультраправую политическую партию «Альтернатива для Германии» и обеспечивают ей представительство в бундестаге.
Свене давно уже сама мать, ее дочь зовут Зигрун, и она отличное яблоко от немецкой районированной яблони. Кумир 14-летней Зигрун - Ирма Грезе, нацистская преступница, служившая надсмотрщицей в концлагерях, казненная в возрасте 22 лет, но не отказавшаяся от убеждений.
Отец Зигрун не в восторге от появления Каспара в их устоявшейся жизни, но Каспар обставляет все так, будто Биргит оставила завещание: если Зигрун будет проводить с дедом каникулы и праздники, он станет выплачивать семье причитающиеся наследственные деньги Зигрун равными частями. Деньги все и решают. Старик и девочка, демократ и ультраправая… Смогут ли они найти общий язык во время берлинских каникул Зигрун?
Каспару хватает мудрости не давить на девочку, не критиковать внушенные ей установки. Он понимает, как трудно приходилось послевоенному поколению, которое, с одной стороны, хотело гордиться родиной и своими предками, а с другой — пыталось отрефлексировать те преступления, которые творились ими же. Он также понимает, что только музыка и литература могут перекинуть межпоколенческий мостик между ним и Зигрун: подростку довольно сложно преодолеть установки, заложенные в него с детства родителями, ведь это значит поставить под сомнение все те идеи и ценности, которые были фундаментом общности национал-поселения, семьи, обесценить родительский опыт и жертвы. Но Зигрун любит книги, а деду сам Бог велел открыть ей новый мир литературы, ведь книги - дело всей его жизни.
Что читает Зигрун? «Юный гитлеровец Квекс», «Народ без жизненного пространства», «Закат Европы», «Как одна девочка впервые увидела фюрера», «Дора в военно-трудовом лагере», «Баска и солдаты 500-го ударного батальона СС».- Ну а сам ты что любишь читать? - спрашивает она деда. - Какая твоя любимая книга?
– «Война и мир» Льва Толстого, - отвечает он.
«Перехватив вопросительный взгляд Зигрун, он начал рассказывать ей о Наташе и Соне, о Пьере и Николае. Зигрун сначала слушала, потом отвела взгляд в сторону, потом вообще отвернулась, руки ее нервно задвигались.
– Почему твоя любимая книга – не немецкая? Почему она русская? Ведь это же русская книга?
Она взяла его за руку. Но в этом жесте, как ему показалось, уже не было прежней радостной непосредственности. Он хотел сжать ее ладонь, но не решился, опасаясь, что это вызовет у нее еще большее раздражение».
Тесты Шлинка просты, он не любит сложных стилистических конструкций (я читала его романы в разных переводах), но тексты эти, как натянутая тетива: напряжение и в этой простоте растет и ослабевает, растет и не ослабевает…. Как музыка, которую они вместе слушают дома и в консерватории.
Каспар обнаруживает, что у Зигрун тонкий слух и задатки хорошей пианистки. Он нанимает ей одного из лучших в Берлине учителей музыки. Еврея. Но говорит ей об этом не сразу…
«Утром за завтраком она сказала:
– Все великие композиторы были немцы, верно? Бах, Бетховен, Брамс, Моцарт, Шуман – все, кого мы слушали.
– Да, это всё были немцы. Есть еще и другие немецкие композиторы, но есть и много таких, которые не были немцами. Почему это для тебя так важно?
– Мне кажется, я потому и люблю музыку. Это моя музыка.
– Твоя музыка?
– Немецкая музыка. Я знаю, ты считаешь, что все…
– Немецкая музыка для немцев? – не выдержал Каспар. – Иди сюда. Садись на диван. Я буду включать тебе музыку, а ты будешь говорить, немецкая это музыка или иностранная. Сначала ты будешь говорить, нравится ли тебе вещь или нет, а потом уже, кто композитор – немец или иностранец.
У нее был слишком хороший слух, чтобы ей могли не понравиться Шопен, Дворжак, Григ и Элгар; за иностранцев она приняла только Чайковского, Брукнера и Вагнера, а композитором «Французской сюиты» назвала Баха, что почти примирило с ней Каспара.
– Так что насчет немецкой и иностранной музыки ты не права, – подытожил он. – Ты не смогла определить, где немецкая, а где иностранная. И это о многом говорит. В музыке, искусстве и литературе не важно, что немецкое, а что иностранное. Важно лишь, хороши они или нет».
До встречи с Каспаром Зигрун, конечно же, слушала музыку. «Ты знаешь песню «Наша жизнь принадлежит только свободе»? Это моя любимая песня. А в «Братьях на Востоке и Западе» мне нравятся слова о том, что наша честь – это верность, верность народу и стране. Что в этом плохого?»
Каспару захотелось ей возразить. Попытаться объяснить, что мелодия песни, которую она пела, украдена у другой песни – песни рабочего движения «Братья, к солнцу, к свободе!» Что рабочее движение глубоко враждебно национал-поселенцам и факт кражи мелодии – это, по сути, кощунство по отношению к нему. Что слова «моя честь – это верность» были девизом СС. Что верность только тогда имеет отношение к чести, когда она служит праведным целям, но народ и страна не всегда преследуют эти праведные цели».
В книге много ссылок, открывать которые настоятельно рекомендую.
Например, мне показался интересным факт, что песня «Братья на Востоке и Западе» появилась в результате многократных переделок старинной прусской студенческой песни «Медленно движется время». В 1898 году ее несколько измененную мелодию использовал Леонид Радин в своем марше «Смело, товарищи, в ногу». Представляете?!!! В 1917 году Герман Шерхен создал на ее основе немецкий коммунистический гимн «Братья, к солнцу, к свободе!», а в 1920-х годах штурмовики НСДАП написали на ту же мелодию свой текст и назвали песню «Братья в рудниках и
шахтах». Все у всех воруют!
Но я хотела бы закончить мысль о том, как исподволь, осторожно, бережно, очень дипломатично Каспар вел свою неожиданно обретению внучку по пути осмысления внутреннего конфликта - к общечеловеческим ценностям, не имеющим ничего общего с нацизмом и национализмом. От отрицания Холокоста к чтению дневника Анны Франк.
Спойлера не будет, нет. Если думаете, что все вери велл в этой истории, не обольщайтесь. И надо бы закругляться… Хотя вот еще какой лейтмотив чуть было не упустила, очень важный применительно к нашей родине. Читая записи умершей жены, Каспар обнаруживает, что Бигрит, несмотря на побег из Восточной Германии и несмотря на упорное нежелание когда-либо вернуться туда (в поисках дочери это было бы неизбежно), все-таки болела тоской по утраченной родине. Каспар размышляет, что после падения Берлинской стены, веси (восточные немцы) осиротели. «ГДР никогда не будет страной, о которой мечтали. Ее больше нет. Те, что остались, не могут больше радоваться за нее, те, что уехали, не могут больше в нее вернуться. Их изгнание не будет иметь конца. Отсюда эта пустота. И страна, и мечта утрачены навсегда».
Это и про то, что сегодня чувствуем мы в России. Вроде и живем в той же самой стране, а вроде и нет ее больше. Нет родины. Есть горький дух сиротства.
Не согласна я с мыслью Шлинка о том, искусство и любовь способны преодолеть разногласия и наладить диалог — между поколениями и народами. Ни черта это не работает! Как не работает и отмена русской или любой не русской культуры. Всегда найдется какой-нибудь новенький Адольф, пока мы тут музыку слушаем и по театрам шастаем.4353